В открытое небо

– Ну раз ты здесь, то я, считай, спасен.

Пока его бреют, Тони пытается придумать, что будет говорить во время церемонии. Мероприятий такого рода он терпеть не может. И как бы ни старался запомнить несколько заготовленных фраз, все они вылетают из головы, как только нога его ступает на кафедру. Короткие этикетные речи ему никогда не давались. Он может часами рассказывать бесконечные истории, но понятия не имеет, как сказать три совершенно формальные фразы.

Рука его опускается в карман, там что-то шуршит. Телеграмма от Мермоза. Он прочел ее уже раз десять или даже пятнадцать: «От всего сердца поздравляю с премией. Твой друг Жан Мермоз». Поддержка таких друзей, как Мермоз, спасает его от той комедии с декорациями, что ждет его в этот вечер, когда он должен будет улыбаться людям, ничего для него не значащим, и для кого он, как бы ни старались они показать обратное, значит примерно столько же.

Бесплодная суета!

Что он им скажет, пока участники церемонии будут потягивать пунш и через силу его слушать, страстно желая, чтобы церемония вручения закончилась как можно быстрее и всем тогда можно будет вернуться к прерванным разговорам об общих знакомых или делах? Не может же он рассказать о надежде, которая вселяется в него в небе, не может говорить в банкетном зале, где роскошные люстры льют свет на льняные скатерти, как в темном одиночестве ночи после сотни миль равнин, еще более безлюдных, чем море, видишь вдруг затерянный хутор, уносящий, кажется, за собой, в зыбь лугов, груз человеческих жизней. Лучше сказать «спасибо», сказать, что это для него большая честь, и все. Книга о ночи, о том, что делает нас вечными, ничего не значит на подобного рода окололитературных спортивных мероприятиях.

На минуту он выходит из номера купить сигарет и сталкивается с журналистом, который в компании с фотографом караулит его в коридоре. И прежде, чем успевает хоть что-то сказать, в лицо ему выстреливает вспышка фотоаппарата, посылающая его в нокаут. Журналист работает в престижном литературном журнале и смотрит на него с недоверием. С явным желанием поддеть, подчеркнув, что он писатель-любитель, не принадлежащий к настоящему миру интеллектуалов, он дерзко спрашивает: «Как это можно – одновременно быть летчиком и писателем?» Тони отвечает, пожимая плечами:

– А разница какая?

Глава 66. Париж, 1932 год

Мермоз в очередной раз летит быстрее своих мечтаний и оставляет их позади. «Бернар 18» прорезает белые облака, как нож масло.

После увольнения Дора с управленческих верхов компании ему шлют успокоительные сообщения: у них на него большие планы. Но в очередной раз те, кто желает польстить Мермозу из своих кабинетов, ничего о нем не знают. Ему не нужны ни должности, ни награды; единственное, чего он хочет, – это самолеты, которые смогут пересечь Атлантику. Вот тогда и улыбки, и грубая лесть заканчиваются. Ему начинают говорить об экономических проблемах, с которыми столкнулась компания, и дают от ворот поворот. И если они думают, что таким образом можно его разубедить, то очень ошибаются.

Он рыл небо и землю, пока не нашел конструктора – Адольфа Бернара, увидевшего шанс получить международное признание, предоставив в руки самого знаменитого пилота Франции свою новую модель с мощнейшим мотором.

Мермоз летит из Алжира – этой Франции, сверкающей ослепительно белым светом и мечетями. Его цель – официальное признание аппарата «Бернар 18», но для этого самолет должен пройти испытания на дальность полета. Легким процесс признания быть не обещает: чтобы министерство позволило открыть его рейс Париж – Нью-Йорк, ему нужно продемонстрировать надежность нового аппарата в испытаниях на круговом маршруте близ Орана. Министерство не только не желает ему помочь субсидией, но и активно ставит палки в колеса. Но он не пугается и не сдается: он решил, что каждый раз, когда ему поставят палку, он ее перепрыгнет. Они хотели получить результаты испытания, которые могут быть сертифицированы во всем мире, и вот он возвращается из Орана с новым мировым рекордом по дальности полета по замкнутой траектории – пятьдесят семь часов. Пятьдесят семь часов напряженной работы – это много, но Мермоз не чувствует усталости. Он преодолел это бюрократическое препятствие, и теперь дорога в Америку перед ним открыта. Ему предстоит поставить на карту «Бернар», свой рекорд и саму жизнь, чтобы установить путь над Атлантикой, по которому туда и обратно в Европу будут ходить письма.