В открытое небо

Когда он выбирается из кабины и спрыгивает на асфальтовую полосу, там его ждут репортеры, уже получившие известие о новом рекорде, и вокруг выстреливают несколько вспышек фотоаппаратов. Голоса, которые просят его позировать, он оставляет без внимания. Несмотря на достигнутый успех, он не в настроении. Для других пилотов рекорд – главное достижение в жизни; для него же это не более чем формальность, чтобы пойти еще дальше, чтобы совершить нечто такое, что пойдет дальше него самого, станет триумфом для всего общества, для всей страны. Мермоз яростно отмахивается от работников прессы, просто любопытных и разных подхалимов и идет в пилотскую зону, где его встречает Жильберта.

Когда она видит, как он направляется прямо к ней – в кожаной куртке поверх рубашки с галстуком и с взъерошенными белокурыми волосами, – он кажется ей самым красивым мужчиной на свете. Со скамейки поднимается кое-кто еще, кто ждет его вместе с Жильбертой. Это Пьер, ее младший братишка, которому недавно исполнилось восемнадцать.

– Жильберта разрешила мне прийти вместе с ней! И еще она сказала, что ты, наверное, сможешь показать мне свой самолет.

Мермоз не скрывает досады. Он очень устал, да и голова у него идет кругом от новостей на «Линиях».

– В другой раз.

Парень с готовностью кивает, опасаясь причинить неудобство своему знаменитому шурину и желая сделать ему приятное.

– Конечно, Жан. Извини. В другой раз, конечно же.

Мермоз рассматривает его излишне тщательную прическу: зачесанные назад волосы с большим количеством бриолина, чтобы выглядеть старше. Каждый раз при их встрече мальчик просит его рассказывать истории о полетах и как-то раз, смущаясь, сказал, что хочет стать пилотом, как и он. Он делает глубокий вздох, а потом ставит руки в боки, чтобы снова стать тем великим Мермозом, которого все от него ждут.

– Пьер, что ты встал, как столб? Разве ты не хочешь взглянуть на «Бернара»?

– Знаешь что, Жан?

– Что?

– На следующей неделе я буду уже в армии. И я записался добровольцем в авиацию, как и ты.

– Это просто здорово!

И пока они шагают рядом к «Бернару», парень, явно опечаленный, опускает голову.

– Ты должен поговорить с Жильбертой. Она на меня сердится. Говорит, что я слишком молод, чтобы стать летчиком. Она что, не знает, сколько мне лет?

– Она твоя старшая сестра. И сколько бы тебе ни было лет, ты для нее всегда будешь маленьким.

Мермоз легонько стукает его кулаком по плечу, и Пьер расплывается в улыбке. А Мермоз задается вопросом: какое же будущее ждет новых летчиков с этими политиками, которые ни в грош не ставят своих тружеников неба. Он узнает тот самый огонь в глазах парня, когда тот садится в кресло пилота и прикасается к штурвалу и приборам.

– Черт возьми! Давай полетим!

– У тебя есть разрешение на полеты?

– Только что получил.

Взлетают. Мермоз искоса посматривает на своего юного шурина – у того рот открыт от удивления, и это примиряет его со своей страной. Он будет биться за него и за других таких же парней, которым не нужна страна прихлебателей и бюрократов.

В последующие недели он встречается с депутатами, чиновниками министерства воздушного флота и главными редакторами газет. Он приглашает их есть лангустов в дорогих ресторанах, угощает выдержанными коньяками, рассказывает о мосте, что можно построить над океаном, о гонке в авиации, в которой Франция находилась на голову впереди немцев и англичан, о школе самопожертвования и служения, которой является авиапочта для молодежи.

А еще принимает приглашения на ужины в высшем обществе и притворяется, что ему там весело, ходит с Жильбертой на благотворительные лотереи, устраиваемые женами влиятельных политиков. Использует любую возможность, чтобы сказать свою правду. Его слышат все. И никто не слушает.

Месяц идет за месяцем, а ситуация на «Линиях» все больше напоминает хаос. Поломанные самолеты не ремонтируются, зарплаты задерживаются, должности выходящих на пенсию людей сокращаются. Появились линии, на которых уже не хватает пилотов, а в Южной Америке уже есть участки, концессию на которые компания вот-вот потеряет по причине отсутствия эксплуатации. Итальянцы, немцы и голландцы потирают руки, наблюдая, как сдувается французская авиация.

Мермоз шлет Тони в Касабланку телеграмму: «Много разговоров без результатов. Никто не берет на себя ответственность за „Линии“. Им дают возможность умереть. Дергаю за все нити, толку нет. Не сдаюсь. Ж. М.».

Тони ему отвечает из вынужденной марокканской ссылки, но он не умеет писать телеграммы. Телеграммы слишком короткие – нужные слова не помещаются. Он шлет письмо: «То, что дерганье за нитки с этими типами не дает результатов, это нормально. Они просто марионетки с тряпичными сердцами. Не сдавайся. Не сдашься, тебя никто не победит». А еще пишет о том, как живется ему в Касабланке посреди пустыни. И шлет тысячу объятий и кучу небольших рисунков: улыбающиеся лисы, раскуривающие трубки древние мудрецы, игрушечные самолетики.