В открытом море

Ненна молча стряхнула с ноги вторую туфлю и быстро, не оглядываясь, пошла прочь, даже побежала, помчалась изо всех сил. Лабурнум-стрит, Уистон-стрит, Хоус-стрит, Пирсон-стрит… В конце Кремерз-стрит стояла группа людей и смеялась – возможно, над ней. Из одной ноги у нее, похоже, текла кровь, оставляя на тротуаре темные следы. «Эти люди, наверное, сочли меня жалкой пьянчужкой», – подумала Ненна.

У перекрестка Хакни-роуд и Кингзленд-роуд рядом с ней притормозило такси.

– Поздно же вы гуляете.

– Я понятия не имею, который час.

– Во всяком случае, поздновато шлепать по улицам босиком. Куда вы идете?

– К реке.

– Зачем?

– А почему вы спрашиваете?

– Да просто люди иногда в реку прыгают.

И тут Ненна сказала таксисту, не особенно ожидая, что он ей поверит, где она живет. На Баттерси-Рич, и это далеко. Он выслушал и, не оборачиваясь, протянул назад руку и открыл дверцу.

– Вам ведь хочется, чтобы я вас подвез, верно?

– Но у меня совсем нет денег.

– А разве кто-то говорил о деньгах?

Ненна забралась в теплое такси, провонявшее застарелым запахом табака и многочисленных любовных утех, и мгновенно уснула. А таксист для начала свернул на Олд-стрит, где всю ночь был открыт гараж, залил там полный бак бензина, затем развернулся и поехал через безмолвный, запертый на все замки Сити в сторону Странда[45], и сразу в воздухе почувствовалась речная влага, расползавшаяся по переулкам с рассветным ветром.

– Если хотите, – не оборачиваясь, предложил таксист, – можно завернуть в закусочную к Артуру на Ковент-Гарден и съесть по сэндвичу, мой банк от этого точно не разорится.

Только тут он заметил, что пассажирка крепко спит. Осторожно припарковав машину, он быстро выпил чашку чая, а сторожам у ворот Ковент-Гарден, которым страшно хотелось знать, кто это у него на заднем сиденье, объяснил, что там Спящая Красавица.

Когда он, наконец, подъехал к дальнему – по отношению к Баттерси-Бридж – концу причала, то лишь по выражению его лица можно было догадаться, сколь неудачной представляется ему идея проживания в такой местности. Впрочем, вслух он ничего не сказал, думая, что некоторых людей такая жизнь, вероятно, вполне устраивает. А потом очень осторожно, будучи привычным к самым неожиданным завершениям ночных поездок, принялся будить Ненну.

– Проснитесь, моя дорогая, вы уже дома.

Он так быстро развернулся и уехал, что Ненна даже номер его машины разглядеть не успела и заметила лишь, как красный огонек заднего света уносится вдаль по безлюдной набережной со скоростью куда большей, чем разрешенная. В результате ей так и не удалось поблагодарить своего спасителя. Было, должно быть, уже часа три, а может, и четыре, утра, но на «Лорде Джиме» все еще горел свет. И Ричард стоял на корме, одетый в теплую военно-морскую шинель арктического образца.

– Что это вы делаете ночью на причале, Ненна? И где ваши туфли?

– Что это вы делаете ночью на корме, Ричард, да еще в шинели?

Оба говорили так, словно были немного не в себе.

– От меня жена ушла.

Должно быть, и правда, ушла, решила Ненна, иначе он сказал бы «Лора», а не «жена».

– Ну да, вы признавались, что она собиралась к родителям поехать.

Оба говорили почти шепотом, хотя вряд ли в такой поздний час они могли кого-то потревожить, и слова Ненны, не нуждавшиеся в каком-то ответе, как бы растворились в воздухе, заглушенные звуком волн.

– По-моему, я ничего такого не сообщал, – с некоторым опозданием все же отреагировал Ричард, – просто вам, должно быть, показалось, когда мы с вами после того собрания вместе выпивали, что моя жена немного не в себе.

– Да, мне действительно так показалось, – призналась Ненна.

Ричард озадаченно на нее посмотрел:

– Она вам так сильно не нравится?

– Не знаю. Чтобы ответить, мне бы следовало встретиться с ней где-нибудь в другом месте.

– В таком случае меня вы, наверное, считаете упрямой свиньей, раз я заставляю ее жить здесь, на «Лорде Джиме». Но я, честно говоря, и представить себе не мог, что ей такая жизнь придется не по вкусу. Боюсь, правда, мозги у меня не слишком поворотливые, другие люди в подобных обстоятельствах быстрей соображают. Но когда-то мне больше всего на свете хотелось немедленно увезти Лору как можно дальше от семьи; ее многочисленные родственники, скажу вам честно, оказывают на нее поистине разрушительное воздействие.

– А на фортепьяно они случайно не играют? – спросила Ненна. Ног своих она больше не чувствовала, но, осторожно глянув на них – она постаралась сделать это как можно незаметней, опасаясь, что Ричард сочтет необходимым немедленно что-то предпринять на сей счет, – увидела, что они целы, но кровоточат теперь уже обе. Она даже встревожилась, усмотрев в этом некую религиозную отсылку. Вот так и окровавленный Христос с упреком смотрит вниз в галерее монастыря Сердца Господня… А что, если она и в такси на полу кровавые следы оставила?