В ожидании

Когда она проходила мимо комнаты Дианы, дверь открылась и Диана, которую девушка не видела со вчерашнего дня, шепнула:

— Зайдите ко мне, Динни.

Голос был такой насторожённый, что у Динни по коже побежали мурашки. Они сели на кровать с пологом, и Диана тихо и торопливо заговорила:

— Ночью он вошёл ко мне и пожелал остаться. Я не посмела отказать. Он изменился. Я чувствую, что это опять начало конца. Он теряет контроль над собой. По-моему, надо отправить куда-нибудь детей. Хилери не согласится их взять?

— Разумеется, согласится. И моя мама тоже.

— Пожалуй, лучше второе.

— А не уехать ли и вам?

Диана со вздохом покачала головой:

— Это только ускорит развязку. Можете вы отвезти детей без меня?

— Конечно. Но неужели вы действительно думаете, что он…

— Да. Он опять пришёл в возбуждённое состояние. Я ведь изучила симптомы. Вы заметили, Динни, каждый вечер он все больше пьёт. А это тоже признак.

— Если бы он мог преодолеть свой страх и начал выходить!

— Вряд ли это поможет. Здесь, что бы ни произошло, — пусть даже самое худшее, — мы хоть знаем, как быть. А случись это при посторонних, мы сразу же лишимся свободы действий.

Динни пожала ей руку:

— Когда увезти детей?

— Поскорее. Я ему ничего не скажу, а вы постарайтесь уехать как можно незаметнее. Мадемуазель приедет потом, если ваша мама не будет возражать.

— Я, разумеется, сразу же обратно.

— Динни, это было бы нечестно по отношению к вам. У меня есть горничные. Утруждать вас моими горестями просто недостойно.

— Ну что вы! Я, разумеется, вернусь. Я попрошу у Флёр её машину. Он не будет возражать против того, что детей увозят?

— Только если догадается, что это связано с его состоянием. Я скажу, что вы давно уже приглашали их погостить.

— Диана, — внезапно спросила Динни, — вы его ещё любите?

— Люблю? Нет.

— Значит, просто жалость?

Диана покачала головой:

— Не могу объяснить. Тут и прошлое, и сознание того, что покинуть Роналда — значит помочь враждебной ему судьбе. А это страшная мысль!

— Понимаю. Мне так жаль вас обоих и дядю Эдриена!

Диана провела руками по лицу, словно стирая с него следы тревог.

— Не знаю, что будет, только ничего хорошего не жду. А вы, дорогая, ни в коем случае не позволяйте мне портить вам жизнь.

— Вы напрасно тревожитесь. Встряска мне полезна. Старая дева — всё равно что лекарство: перед употреблением взбалтывать.

— Когда же вы найдёте себе употребление, Динни?

— Я только что отвергла широкие бескрайние просторы и чувствую себя изрядной скотиной.

— Слева — широкие бескрайние просторы, справа — глубокие моря, а вы на распутье. Так?

— И, по-видимому, останусь на нём. Любовь достойного человека и прочие подобающие случаю слова — все это словно замораживает меня.

— Подождите. Цвет ваших волос не подходит для монастыря.

— Я их перекрашу в свой истинный цвет — светло-зелёный, как морская вода. Это цвет айсбергов.

— Я уже сказала вам — подождите!

— Подожду! — согласилась Динни.

Два дня спустя Флёр в своём автомобиле подъехала к дому Ферзов. Детей и кое-какую поклажу погрузили без инцидентов, и машина тронулась.

Эта несколько бурная поездка — дети ещё не привыкли к машинам — принесла Динни подлинное облегчение. До сих пор она не отдавала себе отчёта, как сильно трагическая атмосфера Оукли-стрит уже отразилась на её нервах, хотя после её приезда в город из Кондафорда прошло всего десять дней. Краски осенней листвы стали темнее. Погожий октябрьский день заливал землю ровным мягким светом. Чем дальше от Лондона, тем чище и звонче становился воздух; из труб коттеджей поднимался пахнущий лесом дымок; над нагими полями кружились грачи.

Машина прибыла как раз к завтраку. Оставив детей с мадемуазель, приехавшей поездом, Динни свистнула собак и пошла прогуляться. Осевшая дорога привела её к старому коттеджу. Динни остановилась. Дверь открывалась прямо в жилую комнату. У камелька, где горел слабый огонь, сидела старая женщина.

— Ох, мисс Динни! — вскрикнула она. — Я уж так вам рада. Весь месяц ни разу вас не видела.

— Я уезжала, Бетти. Как вы себя чувствуете?

Маленькая, в полном смысле миниатюрная старушка торжественно сложила руки на животе:

— Опять с животом плохо. Всё остальное — лучше не надо, доктор говорит — прямо замечательно. Только вот животом маюсь. Он говорит, надо есть побольше. Аппетит у меня, слава богу, хороший, мисс Динни, а проглотить ничего не могу — сразу тошно. Истинная правда!

— Как мне вас жаль, милая Бетти! Живот — очень больное место. Живот и зубы. Не понимаю, зачем они нам. Нет у нас зубов — желудок не варит, есть — тоже не варит.

Старушка хихикнула.

— Он говорит, мне надо выдернуть все зубы, какие остались, да мне с ними неохота расставаться, мисс Динни. Вот у хозяина моего их вовсе нет, а он всё-таки может жевать яблоко, ей-богу, может. Но в мои годы десны уж так не затвердеют.

— Но ведь вам, Бетти, можно сделать красивые вставные зубы.

— Ох, не хочу я вставных — один обман. Вы бы и сами не стали носить фальшивые зубы, мисс Динни. Ведь не стали бы, а?

— Конечно, стала бы. Теперь их чуть ли не все носят.