Читаем В ожидании Америки полностью

Мама всегда вспоминала свекра как человека «шармантного» и «невозмутимого». Пока я рос, отец вот что говорил мне о своем отце: он был блестящим инженером и мог выявить неисправность в машине по звуку мотора; он обожал историю, в особенности Наполеоновские войны; он никогда не повышал голоса и лучше всех на свете рассказывал анекдоты. Мне кажется, я даже помню, как дед их рассказывает размеренными каденциями, голосом мягкого тембра, который в те времена страшно нравился женщинам. Моя мама истерически хохочет над его шутками; отец тоже смеется, но осторожно и немного нервно. Когда отцу было восемь лет, во время войны, мой дед, тогда капитан третьего ранга, завел новую семью. Полученная в детстве рана не зарубцевалась.

Счастлив автор, на чьих страницах Каллиопа, муза эпического жанра, Клио, муза истории, и Талия, муза комедии и легкой поэзии, поют стройным хором. Каллиопу я оставил за железным занавесом. Клио бросила меня в Ладисполи, укрывшись в приморской траттории. И лишь иммигрантка Талия до сих пор со мной, когда я пишу эти строки уже здесь, в Америке, и когда читаю их в переводе.

Дядя Пиня провел с нами в Ладисполи шесть дней, и эти шесть дней показались нам шестью месяцами. Это были изматывающие, обнажающие правду дни. Кроме всего прочего, за эти шесть дней я услышал от дяди Пини больше викторинных вопросов, чем за всю мою предыдущую жизнь.

— Быстро отвечай, мой мальчик, какая разница между деревней и селом? — мог спросить он, когда, едва за ним поспевая, я шел домой с пляжа, предвкушая сиесту и хоть немного тишины.

— Не знаю, дядя Пиня. В чем? — отвечал я.

— Смотри, ты не знаешь, а я до сих пор помню: в селе должны быть школа и церковь, — провозглашал он.

Мне общение с дядей Пиней давало возможность соединить линии нашего общего семейного прошлого. Мои родители тоже испытывали нечто подобное. Дядя Пиня знал и отца моего отца, и маминого отца еще до того, как мои родители появились на свет. Именно поэтому общение с дядей Пиней в Ладисполи было равносильно уходу из эвклидова повествовательного пространства, где история нашей семьи в России и история наших родных в Израиле шли параллельно, нигде не пересекаясь в двумерном мире, скрепленном редкими письмами и фотографиями. Для нас это был уход — или выход — в иную реальность семейного настоящего и будущего. В этом Лобачевском мире, в котором мы пребывали во время пининого визита, параллельные линии жизни неожиданно и непредсказуемо пересекались.

Однако за удовольствие пересечь семейные пути сообщения надо было платить… Его назойливость. Сование носа не в свои дела. Временами это становилось невыносимо. О, с каким пристрастием дядя Пиня учинял допросы! Или взять, к примеру, его страсть к плотской жизни людей и животных. Стоило мне на ладисполийском пляже отлучиться на несколько минут за фотопленкой, как Пиня подскочил к Ирене, моей прибалтийской почти подружке, и начал расспрашивать ее о наших «сношениях», как он выразился. То, что он узнал, его сильно разочаровало.

Худшими были те два дня, когда дядя Пиня воспылал романтическим интересом сначала к моей бабушке, вдове, затем к моей тете. Бабушка твердо отклонила его ухаживания. Он слишком стар, сказала она, а кроме того, что я буду делать с израильским землемером на пенсии, дважды разведенным, который к тому же играл в юности в футбол с моим покойным мужем? Что касается моей тети, то она не стала решительно отвергать знаки внимания дяди Пини и даже пошла на то, чтобы сопровождать его на экскурсии по этрусским гробницам. Тем же вечером мама решительно поговорила с сестрой, а отец пошел на разговор с дядей Пиней. Чтобы охладить его пыл, отец привел несколько аргументов. Наши семьи состояли в отдаленном родстве, напомнил он дяде Пине, и мои родители приходились друг другу пятиюродными братом и сестрой или чем-то в этом роде. В свою защиту дядя Пиня выдвинул тезис о своих «серьезных намерениях», а также напомнил отцу, что большинство ашкеназских евреев приходятся друг другу родственниками — четвероюродными или пятиюродными, но кому это мешает?

В эту ночь мне снилось, что я ищу оазис в пустыне и натыкаюсь на дядю Пиню в костюме бедуина.

— Воды, воды, — говорю я ему во сне.

— А ты вступил во Второй интернационал? — спрашивает он.

— Нет. А зачем?

— Сыр в ресторане был совсем неинтересный, — отвечает дядя Пиня и запевает «Марсельезу» по-русски.

После Ладисполи я виделся с дядей Пиней только раз. Он так и не приехал к нам в Америку — на то были свои причины. Отец переписывался с ним, но не часто, и они увиделись еще раз в середине 1990-х в Израиле, когда мои родители гостили в артистической колонии в Иерусалиме. «Это был уже не тот дядя Пиня», — рассказывали родители. Физически он был по-прежнему крепок, но память стала слабеть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Основание Рима
Основание Рима

Настоящая книга является существенной переработкой первого издания. Она продолжает книгу авторов «Царь Славян», в которой была вычислена датировка Рождества Христова 1152 годом н. э. и реконструированы события XII века. В данной книге реконструируются последующие события конца XII–XIII века. Книга очень важна для понимания истории в целом. Обнаруженная ранее авторами тесная связь между историей христианства и историей Руси еще более углубляется. Оказывается, русская история тесно переплеталась с историей Крестовых Походов и «античной» Троянской войны. Становятся понятными утверждения русских историков XVII века (например, князя М.М. Щербатова), что русские участвовали в «античных» событиях эпохи Троянской войны.Рассказывается, в частности, о знаменитых героях древней истории, живших, как оказывается, в XII–XIII веках н. э. Великий князь Святослав. Великая княгиня Ольга. «Античный» Ахиллес — герой Троянской войны. Апостол Павел, имеющий, как оказалось, прямое отношение к Крестовым Походам XII–XIII веков. Герои германо-скандинавского эпоса — Зигфрид и валькирия Брюнхильда. Бог Один, Нибелунги. «Античный» Эней, основывающий Римское царство, и его потомки — Ромул и Рем. Варяг Рюрик, он же Эней, призванный княжить на Русь, и основавший Российское царство. Авторы объясняют знаменитую легенду о призвании Варягов.Книга рассчитана на широкие круги читателей, интересующихся новой хронологией и восстановлением правильной истории.

Анатолий Тимофеевич Фоменко , Глеб Владимирович Носовский

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука / Документальное
10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука