В ожидании августа

Он пошел в комнату отдыха, шел долго, у огромного письменного стола остановился, нажал кнопку, сказал:

– Лена, зайди, обслужи своего любимчика, – и скрылся за дверью в стене.       Лена вошла с пылающими щеками, зачем-то надела очки в модной оправе. Подошла ко мне.

– Я не ослышался?

– Нет.

– И давно я у вас в любимчиках?

– Давно…

– Это, видимо, на фоне тех уродов, которые бродили возле вашей приемной…

– Нет, я вас знаю давно, видела в доме отдыха с семьей, в бассейне, в буфете с журналистами…

– Вот, черт, Леночка, а я вас не помню, простите…

– Вы, правда, работать к нам идете?

– Нет, меня никто не приглашал…

– Как жаль… Вот мои телефоны, позвоните… В общем, надо поговорить… Я уже кое что могу предпринять…

– Спасибо, вы так добры…

Вышел Мосеев в другой рубашке и новом галстуке, в руке он держал тонкий стакан со льдом. Видимо, это и была водка.

– Ну, заказал свой чай? Бегом Елена, неча глазеть на свою неразделенную любовь…

Елена буквально выбежала из кабинета.

– Что, старый хрен, ты, наверное, и не знал, что такие молоденькие могут тебя еще любить?

– Да, будет, вам. Разыгрываете!

– Нет, дорогой… Я по своей Юльке понял, что в тебя еще можно втюриться… А ей всего-то 31, сын скоро в школу пойдет, мужа сама себе выбрала, говорила, что по любви… А я-то вижу, что он просто дебил… Но хороший дебил, охранником у меня был… Тебе уже сколько?

– 50…

– Я так и думал, что ты младше меня почти на 10 лет. Но суть – не в этом. Суть в том, что она теперь, на какое-то время, как кошка прилипнет к тебе… Сиди и молчи. Я все это проходил, все видел. Но тогда проще было: не надо было сына и внука к школе готовить… Что думаешь?

– Юля – честолюбивый и перспективный человек. На фоне наших гигантов, в кавычках, она имеет полное право возглавить новое настоящее пиаровское подразделение. Я об этом искренне и честно говорю. Даже готов быть у нее заместителем и всячески помогать ей. Она такой пробивной силы, что потянет такую же пресс-службу, какая у нас была в Совмине…

– А на хера ей это нужно? Ну, подумай сам! Семья, худо-бедно у нее есть, деньги – тоже, квартира такая – тебе и не снилась, свой загородный дом, со временем, я ей передам … Ну, подумай, зачем ей пресс-служба? А, может, ты хитришь, зажег, девку, на «фу-фу», а она на меня набросилась: «Помогай!». А это ты, на самом деле, свои интересы справляешь? Знаешь, что Клемашин никогда не поставит тебя руководителем самостоятельного структурного подразделения, вот и решил сделать обходный маневр…

– Владимир Викторович, я сейчас уйду… Меня в Комитет привел Пал Палыч, поручился за меня. Мы с Бородой не только прятались в Чутне в охраняемых гостиницах… Мы – работали…

– Ладно, прости… Как мне, отцу, поступить? Ведь все может рухнуть у моей дочери…

– Не бойтесь… У меня, вы знаете, больная жена, я ее люблю, за нее отвечаю… Ну, а если тридцатилетняя женщина захочет совершить акт сближение, то никакой отец…

– Да, знаю, не трави душу… Одно утешение, что ты – свой, гарантированный, чистый… Может, даже благородный. А то, что ее не возможно остановить, я это знаю, по этому, долбанному, ассирийцу помню! Не знаешь эту историю?

Я отрицательно покачал головой.

Он пил водку маленькими глотками, думал. Я молчал. Что я ему скажу? Что сам мечусь между обязательствами и природой, которая, нередко, берет свое. Что никогда, ни при каких обстоятельствах я не брошу свою жену. Он это знает, наверное.

– Ты бросил курить? – Спросил он меня. – А мне иногда так хочется сигаретой подымить…

В это время в дверь вошла Елена с подносом, аккуратно расставила на столе приборы, чашки, заварной чайник.

– Ленок, принеси-ка мне сигарету…, – бросил Мосеев тоном, не терпящим возражения. – Одну, только мне…

– Сами нальете чаю? – Спросила она меня.

Я кивнул и сразу стал разливать зеленый чай. Налил в чашку треть светло-зеленой жидкости, покачал ее из стороны в сторону и снова вылил в чайник.

– Что ты там колдуешь? – Спросил Мосеев.

– Во всесоюзной газете отвечал за Среднюю Азию, четыре года не вылезал оттуда из командировок. Научился всякий чай заваривать…

– Уважаю тебя за творчество, читал твои заметки. На хрена ты полез на госслужбу-то. Писал бы да писал, главным редактором стал бы…

– И стал, и был, и новую газету экономическую создавал… Но уж так получилось… Тебе делают предложение, от которого нельзя отказаться.

Лена принесла сигарету, зажигалку, отдала все Мосееву, подошла ко мне:

– Налить?

– Что ты его обхаживаешь? Хоть бы меня спросила: «Не хотите ли чайку, дорогой Владимир Викторович?»

– У вас другой чаек…

– Спасибо, Лена, я уже наливаю чай повторно, спасибо, – сказал я.

Она пошла к двери, улыбаясь, как ребенок, ожидавший, что пройдет секунда, еще немного и его оставят в комнате рядом со взрослыми гостями.

– Вот что я предлагаю, – сказал Мосеев, и в голосе его зазвучали прорабские нотки. – О пресс-службе я Клемашину скажу. Это раз. Но пойдет с твоими документами к нему Юлька, пусть сгорит, дура! А если не сгорит, то он сделает ее заместителем, а туда поставит своего разведчика…

– Это мрак, Владимир Викторович…