Читаем В ожидании Догго полностью

Мы завтракали под ослепительным солнцем на задней терассе. Завтрак оказался выматывающим не только из-за своей бесконечности, но и из-за разговоров. Одна тема сменяла другую, и беседа, не утихая, временами даже переходил в спор. Эллиот воспроизводил сюжеты из воскресных газет, а нам полагалось реагировать. В Пакистане беспилотник убил несколько невинных людей. Какое наше мнение о беспилотниках? Является ли война против талибов действительно войной, и каково определение справедливой войны? Существует ли вообще такое понятие? Как бороться с бесчеловечностью людей по отношению друг к другу?

– И жестоким обращением с животными, – добавила Сибелла. Она хоть и была вегетарианкой, это не мешало ей наваливать на наши тарелки бекон, сосиски и кровяную колбасу.

Заварили еще кофе, и разговор перешел на меня. Не совсем допрос, но близко к нему. Не знаю почему – я ведь почти не знал этих людей, – но меня понесло: я выложил им про брошенную дедом фразу в доме престарелых, резкое опровержение матери, ее вчерашний звонок и загадочное сообщение в голосовой почте.

– Скорее всего это ничего не означает, – таков был вердикт Эди.

– Бедняжка, – нахмурилась Сибелла.

– Все не так уж ужасно, – пожал я плечами, пытаясь отшутиться. – Вы не знаете моего отца.

– Похоже, вы его тоже не знаете, – усмехнулся Эллиот.

– Папа!

– Я только хотел привнести в наш разговор немного легкомыслия.

В конце сада стояла шаткая скамейка, повернутая спинкой к кирпичной стене, увитой старой, полной налившихся бутонов, готовой зацвести розой. Глаз, как на экспертизе, схватывал все детали, будто я был следователем, впервые осматривавшим место преступления. Я понимал, что в данной точке мир изменится навсегда, и радовался, что рядом со мной на скамье сидит Догго.

После нескольких звонков мне ответил Найджел.

– Сейчас, старина, она рядом, – произнес он с псевдоаристократическим распевом. Я понял, что они на улице, наверное, поблизости от бассейна – прожариваются под испанским солнцем до хрустящей корки.

– Дэнни! Ну, наконец! Ты получил мое сообщение?

– Извини, телефон был выключен, меня пригласили на свадьбу.

Мать пожелала узнать, где именно в Чилтерне я нахожусь и значит ли то, что я туда приехал, что между нами с Эди что-то намечается. Ее вопросы не походили на предисловие, когда человек старается взять себя в руки, чтобы перейти к основной, довольно опасной теме. Судя по всему, матери было действительно любопытно, хотелось поболтать, и в итоге мне пришлось напомнить ей:

– Мам, ты сказала, что у тебя для меня есть нечто важное.

– Никак не могу найти записную книжку с днями рождения. Помню, что день рождения Алисы уже близко. Эмма убьет меня, если я опять о нем забуду.

Я молчал.

– Дэнни, ты меня слушаешь?

– Ты была расстроена.

– Разве?

– Мне показалось, ты плакала.

Мать в самом деле плакала – она только что получила сообщение, что ее старинная подруга проиграла битву с раком груди.

– Ты должен помнить ее – Пат Коннолл.

Я помнил, но смутно. Из детских лет выплыло лишь широкое лицо с каскадом темных вьющихся волос.

– Вот теперь жду известий, когда состоятся похороны. Может, когда приеду, пообедаем с тобой?

– Да, конечно.

– Тронута твоим энтузиазмом, – пошутила мать.

У меня не хватило духу сообщить остальным, что она мне сказала. Они бы подумали, что я параноик (а разве нет?) или того хуже – фантазер. Поэтому состряпал версию, которая являлась не совсем ложью:

– Она на днях прилетит в Англию и хочет пообедать со мной.

– И все? – уточнила Сибелла, сверля меня испытующим взглядом.

– Да.

– Ни намека на то, правы вы или нет?

– Сиб, оставь бедного парня в покое! – воскликнул Эллиот. – Он не хочет разговаривать об этом.

– Раньше говорил очень даже охотно.

Эди многозначительно посмотрела на мать. Сибелла сдалась, но я понял: она что-то заподозрила.

Накануне я сказал Эди, что утро вечера мудренее, и она согласилась. Тема Тристана являлась табу. Подъезжая к Лондону, я не сдержался и заговорил о нем.

– Что вам сказать? Как есть, так и есть.

– Эди, он женат.

– Несчастливо женат. Вы обещали не судить меня.

– Я не осуждаю, только…

– Что?

– Не знаю. Наверное, встревожен.

– Не надо волноваться.

Вот и все – на этом разговор оборвался.

<p>Глава семнадцатая</p>

Я обрадовался, когда к кормилу вернулся Ральф. Да, в нем было нечто нелепое и комическое, напоминающее капитана Джека Воробья. Но он, по крайней мере, вызывал к себе уважение в отличие от Тристана, который требовал к себе уважения. К Тристану я теперь внимательно приглядывался. Раньше тоже не мог от него отмахнуться, но хотя бы удавалось задвинуть его куда-то на периферию поля зрения. Теперь не получалось – с тех пор, как убедился, что у него с Эди связь. Тристану не нравилось снова играть вторую скрипку. Это я заметил по его глазам, когда Ральф собрал нас на совещание по поводу рекламы «Варго».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза