В ожидании Романа

–?Ладно. Мы с Глебом здесь ежедневно. Подойдешь тогда, скажешь.

В день игры колокольчик не звонил. Ефим Наумович не удивился. Он расстроился. Не удивился, потому что у звоночка свои законы, неведомые ни ему самому, ни кому-то другому. А расстроился, потому что дал согласие играть. Но раз слово дал – выполняй. Он же раньше никогда не играл по предварительной договоренности, а только по внутреннему желанию. А сегодня предстояло. «Ладно, плевать, в конце концов, я же ничего не теряю. А потом, там ребята, наверное, молодые, норовистые... Мне и не стыдно в моем возрасте уступить... Пора, видно, из большой-то игры уходить. Вон Глеба на путь поставлю, и на покой бы...» С такими мыслями, не слишком оптимистическими, не очень жизнеутверждающими и совершенно недопустимыми перед игрой, он собирался в клуб. Анечка придет завтра. Милая, милая Анечка! Как хорошо, что ты у меня есть. Пусть не постоянно, от случая к случаю, пусть всегда с ощущением недосказанности, недолюбленности, с привкусом расставания и прощания. Но есть... И если бы в нашей с тобой истории был только один эпизод – тот, самый первый, – когда мы просто лежали рядом, я гладил тебя по спине, а ты обняла меня за плечо... только один эпизод... я был бы тебе бесконечно благодарен и ощущал бы себя счастливым. А то, что сейчас происходит между нами, это предел моей мечты! Спасибо, что ты есть!

Так он мысленно с ней разговаривал последнее время все чаще и чаще.

Да... Что-то совсем нет настроя на игру. О чем угодно мысли, только не о бильярде. И, выходя из дома, чуть кий не забыл. От лифта вернулся. Нет, ну такого с ним отродясь не бывало.

Ехать ли до клуба? Пешком ли идти? Что такое с ним? Ничего не продумал. Игра через сорок минут. Пешком минут тридцать, да дождь накрапывает, а он и зонт не взял. Ну, прямо беда! И он, не особо оглядываясь, ступил на дорогу с поднятой рукой. А в этот момент водитель впереди припаркованной машины сдавал назад... Причем то ли не смотрел внимательно, то ли смотрел, но не видел... Ефим Наумович не просто упал. Его отбросило, и, к несчастью, на проезжую часть... Поток автомобилей, несмотря на плотность, был стремительным, и машина, идущая в крайнем правом, просто не успела среагировать на внезапно падающее под ее колеса тело... Английские ботинки разлетелись в разные стороны...

Тот, кто сдавал назад, похоже, ничего не заметил, рванув вперед и наблюдая в зеркало заднего вида странное волнение на дороге.

Спустя какое-то время – две-три недели – внучка Полина, разбирая бумаги деда, нашла целое послание, сродни завещанию, что ли. Вернее, там, среди всего прочего, и завещание было настоящее... Но, кроме него, какие-то пухлые конверты, записки, письма.

Полина села разбираться. Все, что осталось на счетах, отписано было Ефимом Наумовичем дочери Наталье, матери Полины, значит. Квартира эта – внучке любимой, то есть ей, Полине. И еще ей конверт. Большой, толстый. А кроме него, был еще конверт с надписью «Анне Васильевне Костиной» и номер телефона. К конверту записка приколота: «Полиночка, передай, пожалуйста, то, что ты держишь в руках, Анне Васильевне. Телефон указан. Спасибо! Твой дед».

А еще в мусорной корзине, что под столом письменным у деда, увидела Полиночка скомканные бумаги, развернула, стыдясь саму себя, ругая и любопытствуя одновременно, и прочла то ли с ужасом, то ли с благоговением перед силой любви: «Дорогая, любимая моя Валерия!» – было написано там изначально. Потом имя зачеркнуто, над ним поставлено «Анечка», и затем, видимо, письмо было измято и выброшено.

Что он хотел написать ей? В чем признаться? А может, другое письмо, с правильным именем, и написал, и отправил. Кто знает?

Полина позвонила Анне Васильевне. Передала конверт. Сделала все, о чем просил дед. Молодец. Хорошая девочка.

ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ МОЕЙ СОСЕДКИ

Соседка моя Райка старше меня лет на пятнадцать. Я была совсем еще девчонкой сопливой, а ей уже двадцать шесть исполнилось. Жили они вдвоем с мамой – тетей Тамарой – в соседней квартире, слева от нас. Отца Райкиного мы никогда не видели, и был ли у тети Тамары муж, так толком и не знали. Мама моя иной раз секретничала о чем-то с ней, но нам с сестрой ничего не рассказывала. Сестра, будучи меня постарше на два года, старалась выглядеть взрослой и серьезной, но ей это не очень-то удавалось. Поэтому Райкину историю доподлинно мы узнали, когда уже подросли.

А история получилась интересная. Надо сказать, Рая родилась и росла очень некрасивым ребенком. Была, наверное, у тети Тамары надежда, что израстется, что из гадкого утенка превратится в лебедя, что переходный возраст ведь никого не украшает... Однако нет. Преображения не случилось, чуда не произошло. Из нескладной девочки Рая выросла в некрасивую девушку и пребывала в состоянии некрасивости все отрочество, юность и начинающуюся зрелость.