— Подруга, ну пожалуйста, — взмолилась Робин. — Я была влюблена в одного придурка. Кажется, я просто обречена на такое — влюбляться в придурков. И звали его… Черт, а как же его звали?
— А я была по-настоящему влюблена тогда в Джона. — Бернадин сидела, широко раскрыв глаза и покачивая головой в такт музыке.
— А за мной ухаживал некто Эл, и он такое вытворял! Мы только трахались, и больше ничего, но дело того стоило. У него был такой… словом, крупнее я не видела. И мне это нравилось. „Погаси все огни!" — повторила слова песни Саванна, прищелкивая пальцами, и закрыла глаза. Но думала она вовсе не об Элеа, о Кеннете.
— Сейчас я кое-что поставлю. Это вас разогреет, леди!
Звонок в дверь перепугал всех до смерти.
— Это пицца. — Глория передернула плечами и захихикала. Ей все казалось смешным. — У кого есть деньги? Я не собираюсь платить в свой день рождения. Ну-ка, скиньтесь!
— Она сказала „скиньтесь"! Глория, у тебя сын-подросток, думай, что говоришь. Так уже никто не выражается.
Бернадин рассмеялась, допила шампанское и вынула из сумочки две двадцатки.
— Такое чувство, что это мой день рождения.
— Слушайте это! — прокричала Саванна и поставила Джеймса Ингрема. „Сотня путей". Хотя, может, не стоило этого делать. Она вспомнила: она часто слушала эту песню, когда жила с Рэймондом. Из-за чего же они тогда разошлись? Что-то мозги затуманились. Надо выпить еще шампанского.
— Готовы есть пиццу? — спросила Бернадин.
Саванна и Робин помотали головой — они слушали. Глория вместо ответа отнесла коробки на кухню, открыла одну и только тогда сказала „нет". Сунув пиццу в духовку и убавив огонь, Глория вернулась в гостиную.
— Знаете, чего бы я хотела? — произнесла Саванна.
— Нет, а что?
— Чтоб все было, как в песне. Чтобы был мужчина и чтобы он знал сотню способов, как любить меня.
— Мечтай больше, — отозвалась Бернадин.
— Я что-то не понимаю, — заявила Саванна.
— Чего ты не понимаешь? — спросила Робин.
— Ну почему в жизни не бывает, как в песнях. Как это! „Позволь мне ангелом твоим хоть раз лишь стать". — Саванна прыгала в центре комнаты. — „Будь жарким пламенем моей любви", Вот, вот! „Не скрыть любви Огню, Земле и Ветру!" А? Ведь кто-то должен же был все это почувствовать, чтобы сочинить и спеть?
— Хватит! — заорала Бернадин. — Саванна, ты переигрываешь.
— Ничего подобного, Берни! Я просто чуть-чуть пьяна, но мне это нравится. Но вы мне вот что скажите, сестренки, и не думайте, что я свихнулась. Что у нас всех общего?
— Мы все черные и мы женщины, — снова захихикала Глория.
— Как смешно! Я серьезно спрашиваю.
— Ну, зачем углубляться? — поморщилась Бернадин.
— Я не углубляюсь. Впрочем, нет, углубляюсь. Может, именно этого нам всем не хватает: мы недостаточно углубляемся. А надо бы. — Саванна потрясла головой, точно хотела прочистить мозги. — Что-то я сбилась. О чем это я?
— О том, что у нас общего, — напомнила Робин.
— Ага. Так что же у нас общего? И что досадней всего?
Все только и ждали ответа.
— Ни у одной нет стоящего мужчины.
— А мне и не надо, — заметила Бернадин.
— Ну и что? — возмутилась Глория. — Не свет же клином на них сошелся. Когда вы только это поймете?! Вот я, например, сижу тут с вами и черт знает что вытворяю; думаете, если бы сюда заявился хоть один мужик, мы бы так же себя вели?
— Вот именно, — подхватила Саванна. — Если бы. Но никого здесь нет. Я честно скажу: если бы у меня кто-то был, и ты собралась бы отметить свой день рождения одна, и Робин с Берни позвали бы меня, я бы все равно пришла. Не думай, что мужчина может забрать надо мной такую власть, что я забуду своих подруг. И это правда, друг мой Руфь. Вы этот фильм видели?
— „Делай то, что надо?" — спросила Глория.
— Ага.
— Нет еще.
— А я — целых два раза, — похвасталась Робин. — Спайк Ли играет классно.
— Он такой сексуальный, — заявила Саванна. — Да, опять мы заводим ту же пластинку.
— Глория, твоя очередь что-нибудь поставить, — сказала Бернадин.
— Что-то не могу выбрать.
— Это тоже мысль. — Бернадин опустила голову. — Знаете? Я что-то не того. — Ее речь стала неразборчивой, но никто этого не заметил.
— По какому поводу?
— По всем сразу. Я отдала этому мерзавцу одиннадцать лет жизни, а он бросил меня ради белой шлюхи! И я остаюсь у разбитого корыта, и…
— Тебе только тридцать шесть, и прекрати городить чушь, — отрезала Саванна. — Ты да и мы все красивее, чем эти твари в двадцать лет. Только попробуй отрицать. А я далеко не в лучшей форме, на десять баллов не тяну.
— Тянешь, детка, и прекрасно это знаешь, — хмыкнула Бернадин. — Ох уж мне эта твоя „скромность"!
— Я тогда только на шестерке, — влезла Робин.
— Мы все подходим под десять баллов, — рассмеялась Бернадин. — Просто зависит от того, кто нас оценивает, правда?
— Спасибо, подружка. — Саванна закурила. — Да, когда я наконец брошу курить, на пару лет точно помолодею. Вы на Глорию посмотрите, — она же боком в дверь проходит, а все еще красавица. Надо бы над тобой с палкой стоять и отбирать все твои пончики. Килограммов двадцать сбросишь — глядишь, новая жизнь начнется.