Бернадин зажгла свечи. Зазвучала музыка — песня Стиви Уандера ко дню рождения доктора Мартина Лютера Кинга. Все четверо подхватили, захлопали в ладоши, потом вскочили и пустились в пляс. Потом трое подруг что было сил прокричали Глории „С днем рождения!". У той на глазах выступили слезы, и она даже не смогла сразу задуть все свечи.
— Спасибо за все, дорогие, — сказала она.
— А теперь подарки. — Робин взяла со стула коробки. — Мы уже знаем, ты скажешь: „Не надо было тратиться", но уже поздно. Молчи и открывай.
Глория засмеялась, взяла одну коробку и, открыв, разинула рот от удивления. Саванна преподнесла ей шикарную ночную рубашку оранжевого цвета.
— Надеюсь, это твой размер, — заявила Саванна. — Будь ты такая же, как я, я бы тебе штук десять отдала У меня полный набор.
— Неужели ты их ни разу не надевала? — прищурилась Бернадин.
— Только самые простенькие. Я все жду случая покрасоваться.
— Лучше носи их, не жди мужчин, а то так никогда и не наденешь. Носи одна. Мне, например, нравятся шелковые ночнушки, — заявила Бернадин.
— Ну и носи их. Глория, открывай мой, — поторопила Робин.
Ее коробочка была маленькой — явно какие-то украшения. Глория захохотала — точно такие же серьги, как Тарик преподнес ей. Да, Робин тоже плохо ее знала, но все равно пришлось притвориться, что подарок очень понравился. Робин была довольна. А в коробке Бернадин, Глория знала, что найдет что-то дорогое. Там была одна из ее любимых больших черных сумок.
— Спасибо за все. Огромное спасибо.
— Надеюсь, на этом все не кончится? — спросила Робин. — Я только-только разошлась.
— Так оставайтесь у меня на всю ночь! Вряд ли вам стоит садиться за руль после всего этого шампанского.
— Точно! Тогда выпьем еще! — воскликнула Робин.
— Где мой бокал? — спросила Саванна.
Робин налила снова. Через час они переслушали кучу старых записей и напились так, что уже не могли даже смеяться. Когда Робин поставила Смоуки Робинсона, „Следы моих слез", всем взгрустнулось.
— Я же сказала, не хочу плакать, — бормотала Саванна. — Так все надоело, прямо не знаю, что делать. Может, мне кто-нибудь объяснит, что мы делаем не так?
— Ты о чем? — спросила Бернадин.
— Почему я все еще одна в тридцать шесть лет? Это неправильно. Куда ушло старое доброе время?
— Доброе старое? — вопрошала Глория.
— Ты знаешь. Когда тебя замечали на улице, тебе улыбались, флиртовали, подходили и знакомились. Сколько я торчу в этом городишке, и еще ни один не попросил телефон. Почему? Что со мной? Я привлекательна, образованна, все вроде на месте. Куда девались храбрые парни, которые не боялись знакомиться на улице? Где они прячутся?
— Они не прячутся, — фыркнула Робин. — Они боятся попасть в клетку.
— Они гуляют с белыми, — сказала Бернадин.
— Или стали голубыми, — добавила Глория.
— Или женились, — закончила Саванна. — Нет, не все с белыми, не все голубые и не все женаты. Таких процентов пять — десять, не больше. А остальные?
— Уроды.
— Дураки.
— Каторжники.
— Безработные.
— Шизики.
— Толстяки.
— Лжецы.
— Безответственные.
— Ненадежные.
— Собственники.
— Кобели.
— Тупицы.
— Зануды.
— Хамы.
— Инфантильные.
— Эгоисты.
— Импотенты.
— Хватит!!! — завопила Саванна.
— Ну, ты же сама спросила, — отозвалась Робин.
Саванна медленно полезла в сумочку. Что-то попало ей в глаз, она пыталась найти салфетку, но безуспешно. Робин протянула ей свой носовой платок.
— На, возьми.
— И не реви. Это уж слишком, — прикрикнула на нее Бернадин.
— Я не реву. Мне что-то в глаз попало. Я не могу больше быть одна, все делать одна, я не знаю, что… Ох! — Она постаралась встать.
— Быстрее в ванную! — скомандовала Глория. Все помогли Саванне подняться, потащили в ванную, но у самых дверей ее стошнило.
— Все из-за шампанского, — пожаловалась Робин. — И кто же будет убирать это?
— Я, — сказала Глория.
— Еще чего! В свой день рождения… — проворчала Бернадин. — Дай мне тряпку и уложи эту девицу на диван.
Бернадин на четвереньках вымыла пол. Но потом не смогла ни подняться, ни тем более идти, так что в гостиную она буквально поползла. Саванна трупом лежала на кушетке. Глория пошла вынести мусорное ведро и хотела принести одеяло для Саванны, но когда наконец высыпала мусор в мусоропровод, ей пришлось прислониться к стене и отдохнуть. Она забыла, что дальше собиралась сделать.
В дверях звякнул ключ. „Вор с ключами — хороший вор", — подумала Бернадин и хотела засмеяться, но не хватило сил. У Робин глаза были еще полуоткрыты, и она узнала Тарика. Тот был потрясен видом двух неподвижных тел на полу и одного — свисающего с кушетки. В комнате все было вверх дном. В каждом углу валялись кассеты, на журнальном столике стояло пять пустых бутылок и куски засохшей, надкусанной пиццы.
— Привет, — осторожно сказал Тарик.
— Привет, Тарик, — прошелестели Робин и Бернадин.
— Ты все растешь. — Голова Бернадин упала.
Они были в стельку пьяны.
— Вы тут хорошо погудели, а?
— Только раз бывает тридцать восемь, — пробормотала Робин.
Пирог стоял на столе нетронутым, даже не разрезанным.
— А мама где?
— А разве она не с нами? — подруги переглянулись.
Тарик понял, что разговаривать с ними бесполезно.