— Не зубоскаль, изобретатель, — засмеялся Иван Иванович и подбросил еще солярки. — Ну, я пошел. Ты, Валерий, за старшего будешь, — и передал лопату.
Валерка приставил к ноге лопату, взял на караул:
— Служу Колымскому Мосту!..
ЧЕРНАЯ РЯБИНА
В этот день Валерий с работы в общежитие бежал, как кросс сдавал. Он стремглав влетел на высокое крыльцо, протопал коридором, на ходу сбросил робу, заскочил в умывальник, плеснул на лицо горсть воды и в комнату влетел расхохленной птицей, наскоро утерся первым попавшим под руку полотенцем. Магаданку из нерпы на плечи — и за дверь. Он подскочил к автобусу в тот момент, когда шофер уже потянул на себя дверь. Валерий сунул ногу в притвор и протиснулся внутрь. Со ступеньки оглядел пассажиров. Увидел Брагина.
— Петро! — запальчиво крикнул Валерка. — Место занял?!
— Давай, давай, — помахал Брагин, — вклинивайся. Ну-ка, парень, пересядь, — сказал он своему соседу, пока Валерий пробирался вдоль автобуса. — Видишь, командир собственной персоной. — Петро кивнул на запаренного Валерку.
Валерий чувствовал себя, словно хватил лишку: ему было все нипочем. Он не думал, что надо было предупредить о своем отъезде Ивана Ивановича, что Татьяна, уехав, не написала и адрес пришлось узнавать у ее подруги. Он хотел видеть Татьяну, хотел видеть немедленно, говорить с ней, хотел чувствовать ее губы, ее руки, остаться с ней, привезти ее обратно — словом, он не мог ждать больше ни минуты. И только поражался себе — как мог жить до этого без Татьяны. В таком, несколько одержимом, состоянии он и плюхнулся рядом с Брагиным.
— А ты куда, пижон, навострился? — очнулся Валерка.
— Не кудыкай! Жениться! Закуривай, — Петро подсунул Валерке сигареты.
— И так дышать нечем! — послышался сзади недовольный женский голос.
— Ладно, ладно, не гуди, мы не взатяжку, — успокоил Петро пассажирку и нагнулся к Валерию, притушил голос: — К Таньке, Валер? Я так и понял. А я еду Ольгу сватать. Помнишь, рыженькая? Такая фитюлька, на практике у нас была. Ну, ты ее еще как-то не то зеброй, не то коброй назвал.
Валерий засмеялся:
— В конопушках, что ли, остроглазенькая?
— Вспомнил?
— Ничего, симпатичная.
— Письмо прислала, — Петро пошарил по карманам куртки, — потом покажу. Вот рысь! Правда что рысь! Когти показывала, потом ничего, умаслилась, — на шепот перешел Брагин. — Помнишь, как мы ей берлогу медвежью показывали?
— Она-то не забыла?
— Какой, говорит, Петя, ты был тогда отважный.
Петро положил руку на сердце.
— Все о ней думаю, так беспокойно в душе, хоть кричи.
А у Валерия Татьяна перед глазами стоит. Так близко, что он невольно подается вперед.
— Ты чего, Валер? — одернул его Петро. — Со смены? Приляг. На под голову шубу, схрапни минуток шестьсот. Я последние дни двенадцать через двенадцать пахал, отгулы зарабатывал — и хоть бы что: ни в одном глазу. Я и маленький такой был: как куда засобираются отец с матерью, меня не уторкнешь. Интересно, как встретит Ольга? — Петро загасил папироску и машинально держал окурок в руке. — Теперь вот все вспоминается, каждое слово, каждая встреча, и как на рыбалку ее водил. Уехала, думаю, не напишет, там на пятьдесят шестом нашего брата — пруд пруди, да еще летчики. Написала. Валера, сломается автобус — побегу, хоть тысячу миль буду бежать, и не устану…
— Будет вам каркать, — донеслось опять из-за спины, — еще не хватало, чтобы автобус сломался, мелете черт-те что…
Валерий посмотрел через плечо и только открыл рот, как Петро потянул его за рукав.
— А ну ее, лучше послушай, мать у Ольги на счетной машине пашет, теперь кашу будет варить, а там, глядишь, через год и мушкетер. — Петро сунул Валерию под ребро кулак от полноты чувств.
— Ну, ты даешь, Петро… Не знал, что ты такой трепач.
— А что, раз — ив квас. Два сына, дочь — это как минимум. Натосковался я. — Петро закрыл глаза. — Не знал ее, как будто так и надо было, а теперь — зубы ломит…
«Пусть поговорит, — подумал Валерий, — за пятьсот верст устанет». Душу Валерия точил разговор с подругой Татьяны из комитета комсомола. Она продиктовала магаданский адрес Татьяны и спохватилась, будто тайну выдала: «Не подведи ты меня, Валера, Татьяне ни слова».
— Я ни при какой погоде от хороших людей не отказываюсь, — сказал Валерий.
«Значит, Татьяна напрочь рубила, — с беспощадной очевидностью пронеслась мысль. — Сам дурак, надо было сразу в загс. Теперь близок локоток. Правда говорят, что имеем — не храним, потерявши — плачем».