В ожидании счастливой встречи

Но вот автобус одолел перевал, и побежали навстречу расцвеченные лунным светом холодные дорожные знаки. Валерий отвернулся от окна. Петро, уронив голову на грудь, спал. Валерий положил голову Петро себе на плечо. Во сне лицо у Петро осунулось, постарело. «Да и я не лучше», — подумал Валерий. «Ты погляди на себя, один нос остался», — вспомнились слова Егора Жильцова. «Была бы вывеска», — отшутился он тогда. А у самого тоска затаилась по Таньке. Говорила же «распишемся», и надо-же тогда брякнуть: «Только венчаться». Слово не воробей, а Татьяну после этого словно подменили. Прежде придет на танцы, стоит Таня в уголке, ждет Валерия. Валерий еще понаблюдает, как парни к ней один, другой… Подойдет вразвалочку. А Татьяна: «Валер, ну где ты? Так долго!» А тут вроде и нет Валерия, танцует с парнями. Как ни старается попасть ей на глаза — не видит. Валерий повернется на каблуке и в буфет. Сидит за столом, а душа в клубе. Ревность гложет, хоть впору иди и бей морду парню, с которым она танцует. Валерий понимает, что это глупо. Частенько отирался около комитета комсомола, ждал, когда выйдет. Издали увидит Татьяну, и то глоток живой воды. На стадион стал снова ходить. Из-за кого? Опять же из-за нее, Татьяны. Она — заядлый болельщик, а он не последний хоккеист. Татьяна на стадионе — у Валерия тройное дыхание. Однажды, когда состоялись игры команд на первенство района между Оротуканом и Синегорьем, за спиной Валерия кто-то сказанул: «Вон, братва, допинг идет». Валерий тоже посмотрел: Татьяна.

В прошлом году на катере в залив ездили. Валерий закрыл глаза… Парни, девчата, но ему казалось, что на палубе только Татьяна, а кругом берега в густой зелени, и солнце над головой бронзовой каплей плавится. Всех разморило. Татьяна платье скинула, и зарябило в глазах у Валерия от купальника в горошек, захотелось сию минуту бронзовую каплю с неба достать или в огненную струю броситься. Брюки долой. Вода ужалила тело, вобрала в себя его жар. Валерий поплыл было к берегу, но почувствовал, что сводит судорогой ногу, повернул к катеру. Капитану пришлось бросить веревку и подтянуть незадачливого пловца. А Валерий только счастливо улыбался: Таня подвинулась, и он сел рядом, чувствуя мокрым плечом ее горячее плечо.

— Ты где так загорел, Валера? — поцарапала плечо травинкой Таня.

— В Гаграх, — засмеялся Валерий. — На Снежной долине, где еще.

— На лыжах?

Валерий положил Тане на спину руку и ощутил гладкую нежную кожу.

— А я русалка, — тряхнула головой Таня, и тонкие золотистые волосы рассыпались по лицу. На Валерия смотрели синие глаза. Только катер причалил к берегу, Валерий Таню под локоть, удочки на плечо — и на ручей. Таня только успевает снимать с крючка рыбу. Все ему в этот день удавалось: и рыбалка — хариусы сами на удочку нанизывались, — и костер с одной спички. Валерий за главного кашевара. Таня только руками разводит: где ты, Валера, так научился? Он по-рыбацки и рыбу свежует, только жабры выбрасывает. На два ведра делит рыбу, в кипяток лаврушки, перчик-горошек. На берегу, между камней, стрельчатый зеленый дикий лук. Насобирал пучок.

— Вот это заправка так заправка…

Капитан Коля с катера машет. Парни в кубрик.

— А ведь обещали в рот не брать спиртного, не сдержали слово, — досадует Таня. Валерия тоже позвали. Подождал, пока закипит ведро, снял пену, отложил на листки ложку, сбежал к воде и по трапу поднялся на катер. Таня только посмотрела ему вслед.

— Ну, вот теперь и не грех по грамульке принять, — встретил его кружкой капитан. — Теперь мы на якоре.

— Я пас! — отодвинул Валерий кружку. — Не люблю я эти грамульки-фитюльки. Обещали трезвость! — Валерий зыркнул на капитана и вышел из кубрика, парни за ним.

Девушки сбились у костра. Валерий подошел к костру и услышал обрывок разговора: «Пить можно было и дома, на берегу».

Валерий стал искать в траве ложку.

— Тань? — поднял он глаза на Татьяну и вопросительно посмотрел на девушек. — Вы что такие колючие? Ребята, посмотрите — нет ли тут черной кошки?

— Была нужда на вас смотреть, на таких, как вы думаете! Слово комсомольца, молодого человека — это что, пустой звук, шелуха ореховая?! Валера, ты можешь мне сказать?..

Валерий сунул нос в ведро. Глаза у рыб побелели — уха готова. Он прихватил пучком травы ведро, Таня бросилась помогать, сошлись нос к носу. Валерий поставил ведро к «столу».

Татьяна еще подалась к Валерию и, как ему показалось, сильно потянула носом, как якутская лайка, когда белка западает в ветвях на лиственнице, — нет, не пахнет водкой, не пил — и весело выкрикнула:

— Девочки, но что же вы стоите? Чур, воду не грею!.. — И все бросились в заливчик.

— Валера, ты греешь, — потрогала Таня ногой горную, как хрустальное стекло, прозрачную воду.

— Надо немножко остыть для этой воды.

— Все-то ты, Валера, знаешь, все-все. — Таня подалась к Валерию, и у него в горле забилось сердце.

— Все и даже больше…

— Ты, Валера, от скромности не умрешь!

— Еще не один от хвастовства скоропостижно не скончался.

— Зазнайка, Валера, вот ты кто!

— Всезнайка — уточняю.

— Я сказала — зазнайка.

— Я говорю — всезнайка.