В ожидании сердца (Пьесы)

Из-за ширмы появляется Елена в скромном сереньком халатике.

ЕЛЕНА. Почему всего неделю?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. С добрым утром, внучка! Как спала?

ЕЛЕНА. Понятия не имею. Просто спала.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. М-да, молодость, это когда просто спишь. Здравствуй!

ЕЛЕНА. Доброе утро, дедушка! Так почему только неделю?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Потому что дедушку арестовали.

ЕЛЕНА. Арестовали! За что? Вы мне никогда об этом не рассказывали.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А что тут рассказывать? Над нами тогда жил нарком мясо-молочной промышленности. (Показывает пальцем вверх.) В органах решили, что дедушка выслеживает и готовит покушение…

ЕЛЕНА. Вы серьезно?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Совершенно серьезно.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Такое время, Леночка, было – суровое.

ЕЛЕНА. Но ты им объяснил, что не виноват?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Там не объяснения спрашивали, а показание снимали. Ну я и сознался: да, хотел убить наркома за то, что антрекот в аспирантской столовой как подошва. Странно человек устроен: в штыковую ходил – немца не боялся, а своим с перепугу такое на себя наплел… Может, потому что свои?

ЕЛЕНА. Какой ужас! И что же?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Ничего. Наркома вдруг сняли за производство некачественной пищевой продукции – и дедушку отпустили. Это еще при Сталине было.

ЕЛЕНА. Как же вы жили? В такое время!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Так же, как сейчас. Пили чай с вареньем. Совсем плохих времен, внучка, как и совсем плохих людей, не бывает. Если что-то похуже, значит, другое получше. К примеру, этот твой мерзавец…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Юрий Юрьевич.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Вот именно! При Сталине не разъезжал бы на «Мерседесе». Лес бы в тайге валил для нужд народного хозяйства.

ЕЛЕНА. Дедушка, не надо об этом!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Надо! Я вижу, как ты ходишь и носом хлюпаешь! Не смей плакать из-за этого! Подумаешь – уволили…

ЕЛЕНА. А знаешь, какое лицо у него было, когда он говорил: «Елена Константиновна, вы у меня больше не работаете»? Такое лицо, будто я не человек и даже не вещь, а пыль. Знаешь, как смотрят на пыль перед тем, как ее тряпкой смахнуть?! Знаешь?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Леночка! Не убивайся ты так! Найдешь себе работу. Бухгалтеры всегда нужны. А пока проживем как-нибудь…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Не пропадем. Продам маски! Книги продам…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Конечно, не пропадем! Я тут на пробежке с милым молодым человеком познакомилась, он знает в Сокольниках места, где много пустых бутылок!

ЕЛЕНА. Что вы такое говорите!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А что мы говорим? Мы говорим: все будет хорошо. У Кости дела пошли. Он теперь с иностранцами сотрудничает. Его ценят. Мать твоя из Стамбула прилетела…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Из Царь-града.

ЕЛЕНА. Когда?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Под утро. Подарки тебе привезла. Все будет хорошо!

ЕЛЕНА. Не нужны мне никакие подарки. Ничего не нужно! Ни от кого. Зачем, зачем вы меня такой сделали?!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Какой?

ЕЛЕНА. Вот такой! Это вы виноваты! Вы!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Почему мы?

ЕЛЕНА. Сами говорили, что это вы меня воспитали…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А кто же еще! У Кости каждый день решающий эксперимент. У Марины одни тряпки в голове. Мы и воспитали.

ЕЛЕНА. Значит, вы и виноваты!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. В чем же мы виноваты?

ЕЛЕНА. Это вы мне говорили: девушка из хорошей семьи должна быть гордой, девушка должна быть честной, девушка должна быть скромной, девушка должна быть верной… Должна, должна, должна…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А разве не должна?

ЕЛЕНА. Нет. Нужно быть хитрой, жадной и общедоступной. Тогда и жить будет легко!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. А умирать?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Ну что ты мелешь? У Леночки еще вся жизнь впереди!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Я знаю, что говорю! В племени мататуев есть поговорка: «Из этого мира в страну предков ничего нельзя унести с собой, кроме чистой совести». Дикари, а лучше нас понимают!

ЕЛЕНА. Сами вы дикари! Старые, никчемные дикари! Вы даже не соображаете, что происходит вокруг! Вы не понимаете, где мы живем! Сидите здесь, как в норе… Я вернусь и попрошу у него прощенья! Скажу, согласна вести двойную бухгалтерию. На все, на все согласна…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Он домогался тебя? Мерзавец…

ЕЛЕНА. Нет, но я согласна и на это! Я не хочу жить, как вы. Собирать бутылки. Возить тряпки из Стамбула…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Из Царь-града.

Входит Марина.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Ты не спишь?

МАРИНА. Поспишь тут с вами! Во вьетнамском общежитии так не орут.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Вот и поговори со своей дочерью, коль уж приехала!

МАРИНА. Хорошо, мама, я поговорю. Только успокойтесь!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Я же просила: не называй меня мамой!

Лидия Николаевна уходит. Федор Тимофеевич демонстративно углубляется в книгу. Марина устраивается на старом кожаном диване и усаживает с собой рядом Елену.

МАРИНА. Ты бледненькая совсем стала… Они мне все рассказали. Этот твой Юрий Юрьевич, конечно, сволочь!

ЕЛЕНА. Мама, я не хочу об этом!