В ожидании сердца (Пьесы)

МАША. А теперь еще больше будет. Я в прачки не нанималась!

ИГОРЬ. А в матери ты нанималась? Ты когда в последний раз в лицее была?

МАША. У ребенка, кажется, был отец.

ИГОРЬ. Что значит «кажется» и что значит «был»?

МАША. Догадайся с трех раз!

ИГОРЬ (угрожающе). А если с одного раза?

ИРИНА МАРКОВНА. Погодите! Что там в лицее? Что случилось?

ИГОРЬ.Обматерил учительницу. Хотели выгнать. Пришлось как бы благотворительный взнос делать. Раньше «взятка» называлось, а теперь – благотворительный взнос! Даже- даже…

ИРИНА МАРКОВНА. Дима – учительницу? Матом! Откуда? Он и на улице-то не бывает. Всюду на машине возят.

МАША. Мама, просто Димочка иногда слышит, как папа разговаривает по телефону с партнерами.

ИГОРЬ. Ну конечно, я виноват!

МАША. А кто?

ИГОРЬ. А ты не боишься, что все это мне надоест?!

МАША. Умираю от страха!

ИРИНА МАРКОВНА. Дети, не ссорьтесь!

МАША. А что он придирается?

ИГОРЬ. Не придираюсь, а требую порядка в доме.

МАША. На себя посмотри!

ИГОРЬ. Ирина Марковна, она меня как бы доведет!

МАША. По телевизору сказали, что люди, постоянно употребляющие «как бы», страдают комплексом неполноценности. Дебилы, короче.

ИГОРЬ. Ирина Марковна!

ИРИНА МАРКОВНА. Машка, заткнись! (Отводит зятя в сторону.) Ничего, Игорек, у вас просто кризис семейной жизни. Так бывает. Я тоже иногда начинаю Николая Егоровича просто ненавидеть. Все в нем бесит – как ест, как ходит, как говорит… Хочется задушить во сне!

ИГОРЬ. Как вы все правильно рассказываете!

ИРИНА МАРКОВНА…А потом просыпаюсь утром: солнышко в окошке, тапочки, его и мои, на коврике – рядком… И все ему прощаю.

ИГОРЬ. Какие еще тапочки?

ИРИНА МАРКОВНА. Обыкновенные. Домашние. Запомни, Игорек, что бы ни случилось в семейной жизни, тапочки всегда должны стоять рядом… Ай, забыла утку вином полить!

Убегает на кухню. Игорь возвращается к жене.

ИГОРЬ. Переодевайся!

МАША. Не буду.

ИГОРЬ. Значит, ты не хочешь спасти нашу семью?

МАША. Не хочу!

ИГОРЬ. Или ты переоденешься, или…

МАША. Что – или? Что ты меня пугаешь своими «или»? Я тебя не боюсь!

ИГОРЬ. Ты типа оборзела?

МАША. Я типа обиделась.

ИГОРЬ. На что – на правду?

МАША. На хамство. Зачем ты… при маме?

ИГОРЬ. А то она не видит!

МАША. Видит. И каким ты домой приползаешь в два часа ночи, тоже видит…

ИГОРЬ. У меня переговоры.

МАША. В ресторанах?

ИГОРЬ. А где же еще! В подворотне, что ли?

МАША. Ты на переговорах французские духи хлебаешь?

ИГОРЬ. Только не изображай ревность! Даже-даже…

МАША. Это не ревность, а брезгливость.

ИГОРЬ. И поэтому ты спишь теперь отдельно?

МАША. Господи, неужели наконец заметил? Мама давно уже заметила.

ИГОРЬ. Очень у тебя мама наблюдательная.

МАША. А папа сказал, что ты…

ИГОРЬ. Мог бы и помолчать за мои деньги! Каким я был идиотом, когда согласился взять их к нам!

МАША. Кошельков, ты стал совсем как скупердяй Дональд из «Купленной страсти».

ИГОРЬ. Не смотрел.

МАША. Зря.

ИГОРЬ. Переоденешься?

МАША. Ни за что!

ИГОРЬ. Еще как переоденешься!

МАША. Пошел ты!

ИГОРЬ. Что?

Игорь бьет ее по щеке. Эту сцену застает вернувшаяся с кухни теща. Качает головой, наблюдает.

МАША (держась за щеку). Скотина! Я тебе этого никогда не прошу!

ИГОРЬ. Переоденешься?

МАША. Нет!

Игорь угрожающе надвигается.

ИРИНА МАРКОВНА (бодро обнаруживая себя). Марья, осетрину сама порежешь! А то заветрится…

ИГОРЬ (отпрянув от жены, раздраженно). Порежем, Ирина Марковна, все мы сами порежем! Николай Егорыч собрался?

ИРИНА МАРКОВНА. Почти. Никак галстук не выберет…

МАША. Мама, вы никуда не пойдете!

ИРИНА МАРКОВНА. Марья, помолчи!

Входит Николай Егорович.

НИКОЛАЙ ЕГОРОВИЧ (в руках у него галстук-бабочка). Ир, а может, бабочку?

ИРИНА МАРКОВНА. Стрекозу! Отставить! Ты не миллионер и не официант.

НИКОЛАЙ ЕГОРОВИЧ (смущенно озираясь). Согласно запахам будет пир? (Дочери.) Ты чего за щеку держишься?

ИРИНА МАРКОВНА. У нее зуб болит…

НИКОЛАЙ ЕГОРОВИЧ. Смотри! Зуб не гриб. Второй раз не вырастет. (Игорю.) Народу много назвали?

ИГОРЬ. Три пары.

НИКОЛАЙ ЕГОРОВИЧ. А что так слабо? Помнишь, мать, как в Потсдаме гуляли? Человек по сорок! Весь командный состав с боевыми подругами. Замок ходуном ходил!

ИГОРЬ. Какой замок?

ИРИНА МАРКОВНА. А Маша тебе разве не рассказывала?

ИГОРЬ. Нет.

ИРИНА МАРКОВНА. Настоящий замок. Готический. Внизу жили мы, а наверху начштаба (с особым чувством). Холостяк. Заводной – шампанское пил исключительно из дамских туфелек. Машка совсем девчонкой была. Он перед ней на одно колено встанет: «Позвольте, юная дама, вашу обувь!» Хороший был мужик. Спился. Маш, помнишь?

МАША. Где он теперь, этот ваш Потсдам?

НИКОЛАЙ ЕГОРОВИЧ. Прикажут – снова возьмем!

ИРИНА МАРКОВНА. Уж ты-то возьмешь! Как там погода?

ИГОРЬ. Ветерок…

НИКОЛАЙ ЕГОРОВИЧ. Я на балкон выходил: для формы номер «три» – погода нормальная.

МАША. Холод собачий. Снег обещали.