В ожидании весны

Мэрико попыталась вспомнить вчерашний вечер, медленно, с трудом выковыривая из отравленной водкой памяти осколки событий, но были сплошные провалы, и картинка не складывалась в одно целое. Ну, да, опять с Джеммой выпивала. Потом пришел Джеммин бывший жених, Арташ, что-то кричал, потом Мэрико приставала к нему. Далее Мэрико вспомнила, как Джемма и Арташ ее усаживали (не без борьбы) в такси, назвали таксисту ее домашний адрес, и она поехала, пыталась соблазнить этого самого таксиста, потом опять был провал до утра…

За окном светило солнце, лежал выпавший ночью снег, почти не видно было людей, и было тихо, очень тихо… Она оделась (голая спала!) и вышла из своей комнаты с голубыми обоями и письменным столом. В прихожей мама надевала пальто, а потом напялила на голову свою странную вязаную шапку.

– Куда это ты собралась?

– Как куда? За хлебом, конечно. Хоть и воскресенье, но надо же вовремя купить хлеб!

– Понятно. Знаешь, мамуля, у тебя довольно-таки нелепый прикид в этой шапке, тебе не кажется?

– Вот еще! – фыркнула Маргарита. – Бутербродики на столе. Воду для чаика вскипятила. Знаешь, какая ты худая?

– Вай, мама, не надо!

– Все, я пошла. Вернусь не скоро. Может, загляну на Вернисаж. А вдруг дедушкин самовар купили.

– Хорошо, – сказала Мэрико уже из уборной.

Уборная была самым холодным местом в квартире, и Мэрико вспомнила, как отец всегда говорил ей и Маргарите: «Не отморозьте задницы!» Мэрико считала своего отца вульгарным, называла его не иначе как по имени (вместо «папа») и радовалась, что Гарик уехал в Москву на заработки – как говорят в Армении, уехал на хопан[60]: «Хоть деньги посылает каждый месяц, и то хорошо!»

– Если твой Гарик нам посылает эти деньги, ты представляешь, сколько он на самом деле зарабатывает? А ты все экономишь и экономишь! Мы так перемерзнем! – сказала Мэрико недавно матери.

В ответ Маргарита лишь тихо произнесла:

– Как он без нас, бедненький!

– Ты его не очень-то жалей! Небось нашел себе там какую-нибудь русскую красавицу-блондинку с ножками от ушей и моложе тебя.

Маргарита обиделась и весь день не разговаривала с дочерью, хотя Мэрико не так уж и была не права: Гарик действительно нашел себе в Москве «блондинку с ножками от ушей», и ее звали Надя.

Տէր, ողորմեա՛.

Принимая в то солнечное воскресное утро последнего январского дня 2007 года душ, стоя под почти кипящими струями воды, Мэрико почему-то вдруг разрыдалась, и ее стошнило прямо себе на ноги. Ей вдруг стало очень жалко себя тогда, и сквозь слезы, растворяемые горячей водой, она повторяла одно и тоже:

– Боз![61] Боз Мэрико!

Позавтракав, Мэрико отпечатала на маминой пишущей машинке «Erika»: «Ушла к Джемме. Пылесос откладывается на неделю. Твоя М.», оделась и вышла из дома. Несмотря на ослепительно-яркое солнце, снег и не думал таять, но Мэрико не чувствовала холода. Она перешла площадь Оперы, прошла мимо Лебединого озера, потом пошла по улице Туманяна, все время напевая про себя: «Ciao, bombino, sorry!» Дойдя до конца улицы, она свернула во двор и удивилась количеству полицейских машин перед домом, где жила Джемма. Вошла в подъезд и замерла. Сверху доносились голоса, какая-то женщина кричала. Выйдя из оцепенения, Мэрико побежала по крутым лестницам здания вверх. Перед дверью Джеммы было много людей, сама же дверь – распахнута настежь. Мэри вошла…

Տէր, ողորմեա՛. Տէր, ողորմեա՛. Տէր, ողորմեա՛.

На полу, в центре единственной в квартире комнаты лежала Джемма («Очень мертвая», – как подумала Мэрико), а вокруг ходили мужчины в штатском и двое – в полицейской форме.

– Кто вы? – спросил толстый полицейский.

– Я… мы подруги. Мы были подругами!

– Ваша подруга мертва.

– Ее… убили?

– Нет. Предположительно захлебнулась собственной рвотой. Она была очень пьяна. Ну, это еще предварительно. Вскрытие покажет точно. – Полицейский внимательно посмотрел на Мэрико. – Вы вместе выпивали?

– Да…

– Где вы работаете?

– Я не работаю. Раньше работала в университете. Доцент…

– Вы можете пообещать, что в течение недели не покинете пределы Еревана? – спросил худой полицейский, плотоядно разглядывая Мэрико.

– Да…

– Подпишите здесь.

– Да…

– Вы свободны.

И Мэрико ушла. По улице Туманяна, потом мимо Лебединого озера, через площадь Оперы… Перед тем как подняться к себе на четвертый этаж «сталинского» дома на перекрестке Московской улицы и проспекта Баграмяна, Мэрико полузамерзшей рукой достала из кармана полусдохший мобильник и позвонила Араму Назаряну:

– Ты где? Я? Я поднимаюсь домой. Заезжай за мной, пожалуйста. Нет. Не в порядке. Джемма умерла… Жду.

Здесь, в Ереване Арам Назарян, которому уже в 2007-м было пятьдесят («АН-50»), и познакомился полтора года назад с Мэрико, внучкой писателя Ара Манояна, дочкой его школьного и институтского друга Гарика. Случился бурный роман, даже поговаривали о свадьбе, но потом что-то пошло не так, как говорится, и они теперь лишь изредка встречались.