В тот день, когда Джемма умерла, Мэрико поняла, что не в силах будет весь день оставаться с матерью, Маргаритой, в тысячный раз слушая ее прокуренное «Ciao, bombino, sorry!»[62]
, и позвонила ему. Арам действительно был нужен ей. Она даже подумала о том, чтоб сделать «предложение» Араму. Ведь инициатором разрыва два года назад была именно она, а значит, вполне спокойно может стать и инициатором возобновления отношений. И плевать, что Гарику, ее отцу, который был родом из Дзорка, Арам, который тоже, как известно, был родом оттуда, совсем не нравился. Гарик говорил, что знает родителей Арама и самого Арама:– Ват мардик ен, ахчикс[63]
.Мэрико вдруг почувствовала себя мертвой. Она ждала, когда
Но вот АН прилетел. АН утешил. АН был очень чуток и даже нежен. А когда АН ушел, Мэрико поняла, что АН – этот вечный холостяк с обворожительной улыбкой – никогда на ней не женится. Впрочем, она, как известно, ошиблась. Просто каким-то особым безошибочным женским чутьем Мэрико догадалась: у АН с Джеммой что-то было: они ведь вместе работали. И ей, как всегда, когда она жалела самое себя, захотелось в детство. Хотя, кажется, и в детстве было одиноко, не так ли? Пожалуй, всегда было одиноко. Хотелось в детство из-за старушки с первого этажа, и не хотелось, потому что была первая любовь. Мэрико помнила десятый класс и тот день в десятом этом классе, почему-то отпечатавшийся в памяти. Когда ж это было-то? В 97-м? 98-м?
День был пасмурный, и, что самое отвратительное, было холодно. Осень давно кончилась, но зима еще не наступила, и потому была пустота: на деревьях и в воздухе было пусто, как на душе, когда кто-нибудь умирает. Казалось, что вот-вот пойдет снег, да и в воздухе пахло снегом, но почему-то пошел дождь, совсем ненужный и холодный. Дождь явно ошибся.
Мэри тоже ошиблась: в таком настроении лучше было не оставаться дома одной. Она должна была поехать с друзьями: у одного из них был день рождения, и они поехали отметить это великое событие. А Мэрико вот не поехала.
То был плохой и глупый день. Он таким был с самого начала, он таким родился.
Начался же он со скандала. Каждое утро был скандал – скандалили мама с папой, Маргарита и Гарик, и это было так же обязательно, как туалет и чашка кофе. Скандалы возникали неожиданно и разрушали все вокруг. В тот день скандал и вовсе показался невыносимым: может, из-за погоды. С раннего утра уже начались крики и ругательства. Отец кричал на мать, мать кричала на отца, и так все время… «Если б кто знал, как мне надоели эти скандалы», – думала Мэрико. Но она решила: когда они начинают ругаться, она тут же одевается и выходит на улицу. Она знала: когда она вернется, все будет уже позади…
Итак, ее тот день начался со скандала. Мэрико громко хлопнула дверью и вышла во двор – она всегда шла в школу через двор. Было холодно, и накрапывал дождь; в воздухе пахло снегом. Деревья стояли теперь голые и замерзшие, свои худые руки устремив к небу, как бы моля небо о пощаде, но оттуда нечего было ждать: небо было закрыто тучами, до неба не доходило ничего: ни проклятие, ни мольба. Когда смотришь на голые деревья, сжимается сердце и бывает больно: осень умерла, а когда кто-нибудь умирает, всегда бывает больно.
У нее на глазах были слезы; она плакала, может, из-за скандала родителей: наверное, мама опять весь день будет пить валокордин, а папа вернется домой вечером пьяный и начнется все сначала…
Во дворе дома Мэрико встретила старушку, которую она очень любила. Она жила на первом этаже, и каждое утро, встретив Мэрико, она подолгу разговаривала с ней. Бывало, что из-за нее Мэри даже опаздывала в школу, но ее это устраивало: у старушки была очень приятная и добрая улыбка.
Старушка и в тот день ее остановила.
– Ты что, плачешь? – спросила она сразу.
– Это от холода, – ответила Мэри.
– Врешь, – сказала старушка. – У вас опять был скандал?
– Да.
– Вот поэтому ты и плачешь.
Мэрико кивнула в знак согласия.
– Не плачь, – сказала старушка. – Они ссорятся, скандалят, потом все забывают и мирятся, а ты страдаешь и мучаешь себя. Не плачь…
Минуту они стояли молча, потом старушка сказала:
– Когда они ссорятся, приходи ко мне в гости поиграть на пианино, хорошо?
Мэри опять кивнула. Великолепно: значит, она не будет шататься по улицам и мерзнуть, когда Марго и Гарик ссорятся!
– Я обязательно приду!
– Приходи, я буду рада… А ты куда-то шла?
– В школу, – ответила Мэрико и улыбнулась. Старушка ее каждое утро спрашивала: «Куда ты идешь?»
– Ну, иди, иди, не опоздай, – сказала она теперь.
– До свидания.
– Бог с тобой, – заключила старушка.
Мэри уже не плакала, и слезы высохли. Теперь скандалы и ссоры казались какими-то очень далекими, будто за очень высокой стеной, и этой высокой стеной была та маленькая старушка, которая жила на первом этаже. До нее все было мрачно, серо, пасмурно, а после нее – наоборот: все казалось легким, чистым.