В ожидании Виллы

Но, казалось, всем стало жарко, даже на щеках у Эббы проступили красные пятна, и ее лицо стало живее. Она не отходила от Кейт. Грейс никогда не думала, что она способна быть столь внимательной к другой женщине.

Польсон приоткрыл окно, впустив свежий ночной воздух в перегретую комнату. Грейс подумала, что хотя он и огорчен, что Кейт нарушила их эксперимент, но держится невозмутимо, как всегда. В конце концов, подумала она, они увидели мгновенную реакцию всех — удивление и шок. Самый настоящий шок. А обморок Кейт снял общее напряжение.

Свечи погасили. От них остался только запах и дым. И все зашумели, как на обычной вечеринке.

— Грейс, это была ужасная шутка, — пробормотала жалким голосом Кейт, когда Питер подавал ей пальто.

— Почему ужасная? Неужели вам не хотелось увидеть Виллу? Неужели никто не хотел бы ее увидеть, а?

Грейс заговорила вдруг воинственным тоном, повернувшись к собравшимся в комнате.

— Не глупите, Грейс, — остановила ее Эбба, прекрасно владеющая собой. — Мы все хотели бы ее видеть. Не понимаю, почему вам надо было устраивать представление, как будто здесь какая-то тайна или неизвестно что.

— А разве тайны нет?

— Что ж, дорогая, я думаю, вы лучше знаете свою кузину. Гораздо лучше, чем любой из нас. И если она ведет себя столь… как это назвать…

— Вызывающе, — подсказал Свен Бейк.

— Правильно, — какой вы умный, Свен! — так не нам судить, мы ее плохо знаем. Я, во всяком случае.

— Да, Грейс, а раньше вы такое знали за ней, чтобы она просто убегала? — спросил Питер Синклер, обняв жену. В его голосе слышалось веселье. — Ведь мы, англичане обычно живем по правилам.

— Меня не заботят правила, — упрямо сказала Грейс. — Для меня это непонятно. И я не успокоюсь, пока не докопаюсь до сути.

Но почему она вдруг ощутила такую дрожь, как если бы они все разом возненавидели ее?

— Давайте еще выпьем, — раздался спокойный голос Польсона.

— Как-то вдруг засквозило, — пожаловалась мисс Анна Моргенсон.

Веселый смех фру Линдстром вернул всех в нормальное состояние.

— Но какая вы хорошая актриса, мисс Эшертон. Я, правда, поверила, что вы фрекен Бедфорд. И все поверили.

Все ли? А почему вдруг застыли в шоке, как будто появление Виллы удивительно и неприятно?

— Стало еще хуже, чем раньше, — пробормотала Грейс Польсону, разливая на кухне напитки по бокалам.

— Что именно?

— Да эта неясность.

— Все еще впереди, — сказал невпопад Польсон.

— О чем вы?

— Они должны хорошенько выпить, чтобы разговориться. Подождем. Что-нибудь да узнаем.

И первый отзвук чего-то нового они услышали даже раньше, чем ожидали.

— Грейс, не проведете следующий уик-энд с нами? — спросила Эбба. — Вы были когда-нибудь в старом шведском доме?

— Только в замке Грипсхолм.

— Наш дом не замок, но тоже довольно-таки старый, что-то около восемнадцатого века. Я думаю, вам будет интересно. Поедем?

— Я бы с удовольствием, — сказала Грейс беспечно.

— Чудесно. Мы живем недалеко от Сигтуна. Свен и Ульрика должны приехать на обед. Если вы не хотите, чтобы было очень тихо.

— Нет, не хочу, чтобы было очень тихо, — сказала Грейс.

Грейс захотела, чтобы Эбба пригласила еще Польсона и кого-нибудь из посольства.

Польсон загадочно посмотрел на нее, когда она рассказала ему об этом.

— Должен ли я принять приглашение?

— Конечно. Почему нет?

— Но я хочу и вас тоже спросить.

— Меня? Какой скучный профессор!

— Пусть она свозит вас в Уппсала. Там прекрасный университет. И собор.

— Вы сами можете это сделать, — ответила Грейс. — С вами было бы куда приятнее.

— Прекрасно. Оставьте это мне. И поезжайте в лес.

— В лес?

— Лес тянется на многие мили вокруг имения ван Стерпа. И озеро там есть, конечно. Сигтуна прелестна. Но не в это время года.

— Я надеюсь, дождя не будет? — Грейс подавила дрожь. — Я не очень-то хочу ехать. Мне нечего надеть.

— Поищите у Виллы.

— Да, пожалуй. Она бы и слова не сказала. На всякий случай я могу оставить записку и объяснить, если вдруг она вернется, пока меня не будет.

Необходимость в такой предосторожности отпала, потому что два дня спустя от Виллы пришло письмо. Оно было послано в Англию и переадресовано отцом Грейс в Стокгольм. Штемпель был неразборчивым, но дата на письме, которое Грейс развернула дрожащими пальцами, была поставлена неделю назад. Адреса не было.