В ожидании Виллы

Сперва Грейс думала, что от кофе ее стошнит. Она хлебнула теплой жидкости и испугалась, что не проглотит. Но проглотила. Она не могла позволить себе такое перед Польсоном в чистом приличном кафе с видом на канал. Должно быть, летом отсюда открывается прелестный вид. Блестит на солнце медленно текущая вода, над ней склоняются кроны деревьев. Дома на берегу старые, с длинными лестницами и необычными дверями. Как в Париже, если бы больше цвета и солнца. Но сейчас в черных водах отражалось серое небо. Плыли желтые листья, опадающие со склоненных берез спокойно, меланхолично.

Взглянув на воду, Грейс вспомнила о мертвом лице, о волосах, с которых смылся весь канареечный цвет. Она слегка взбодрилась от кофе.

— Все в порядке, Польсон. Я не собираюсь вас опозорить.

— Это невозможно. — Он коснулся ее руки, взял ее в свою и уже не отпускал.

— Эта вода, должно быть, очень холодная, ледяная, Польсон, она не убивала себя. Она не убила бы ребенка. Она его хотела сохранить. В противном случае она бы сделала аборт, когда он ей предложил. Так ведь?

— Предложил?

— Должно быть. Это спасло бы Густава от развода, которого, я уверена, он не хотел. Так ведь?

— Вы спрашиваете меня? Я не знаю.

— Вы все хорошо знаете. Густав подлец и убийца, и мы его найдем. Я отдам полиции дневник Виллы. — Молчание Польсона заставило ее спросить: — Вы тоже не одобряете?

— Почему тоже? А кто еще?

— Посольство. Питер Синклер. Он принялся ораторствовать, что они могли заявить о дипломатической неприкосновенности с Биллом Джорданом, но не могут сделать этого с Виллой, потому что она уволилась с работы. И они не хотели бы шума.

— Какой шум? Это не более чем сенсация дня, — сказал Польсон. — Даже на сенсацию не тянет. Девушка, лишившая себя жизни из-за беременности и несчастной любви. Такое случается нередко.

— Но не на этот раз. Густав нам расскажет, когда его найдут.

— Но сделать девушку беременной — не преступление.

— Нет, но он ее утопил, — сказала Грейс так страстно, что женщина позади кассира уставилась на них, моргая выцветшими ресницами.

— Вы сделали слишком быстрый вывод, Грейс. Еще чашку кофе? У нас есть время.

— Нет, спасибо, — пробормотала Грейс. — Я начинаю, как Вилла. С тех пор как я надела ее одежду и пользуюсь ее духами. Я стала нелогично мыслить и импульсивно действовать. — Она посмотрела широко открытыми глазами: — Я тоже должна кончить в озере Маларен? Не так ли?

— Грейс! Не сходите с ума! У Виллы было безудержное воображение, а вы другая.

Польсон пытался держаться спокойно.

— Мы говорили о короле и двух королевах. Мы решили, что у Густава было две жены, и от одной из них он отделался перед тем, как мог быть счастлив с другой.

Грейс посмотрела на него, и ее глаза округлились.

— Польсон! Сейчас я поняла! Вилла была женой, от которой он отделался, а не той, кого спасали!

Полицейский сообщил, что выяснить, где жила Вилла перед смертью, не удалось. Они склонны были отказаться даже от дневника с его чепухой про дождь, стучащий по крыше, и про темный лес. А что до Густава, похожего на портрет в Грипсхолме, то огромное число шведов похоже на него. Но они поищут. Ее сумка? Знают ли Грейс и Польсон женщину, которая прыгнула бы в озеро с сумкой? Инстинкт заставляет человека оставить ее на берегу, даже в такой момент. Они не знают, где произошла трагедия. Расследование займет время. Озеро очень большое.

Единственное, что совершенно ясно, на Вилле были золотые часы и кольцо. Кольцо с лазуритом в причудливой старинной золотой оправе. Знает ли что-нибудь Грейс про это кольцо?

— Только то, что мне рассказывали девушки из посольства, — сказала Грейс. — Они говорили, Густав — мужчина, с которым она сбежала, — подарил ей его. Я не знаю, купил он его в Стокгольме или это семейное. Оно очень старинное.

В квартире Виллы ничего не изменилось, но над всем висел запах ожидания чего-то. Грейс пожелала Польсону доброй ночи на лестнице. Она должна позвонить отцу — испытание почти такое же, как во время поездки в Уппсала. И еще. Рано или поздно надо просмотреть вещи Виллы, распорядиться насчет похорон, написать друзьям Виллы.

Вечерние кошмары перешли в ночные, когда Грейс попыталась заснуть. Она ворочалась, а потом в полусне ей привиделось, что Вилла пытается столкнуть ее с постели красавца Густава, уверяя, что это ее постель, что она хочет вернуться.

Ее затрясло от ужаса, она выскочила из кровати, из квартиры, побежала наверх как была, в ночной рубашке. Она забарабанила в дверь Польсона, дернула за ручку и обнаружила, что она не закрыта. Она бросилась в темную комнату.

— Разрешите мне войти, — прошептала она. — Я боюсь. Я не могу быть одна.

Он откинул одеяло, его рука потянула ее к себе. Он положил ее голову к себе на грудь и щекой уткнулся в ее волосы.

— Я не спал, я давно ждал тебя, — тепло пробормотал он. — Ты не могла не догадываться об этом.

— Хватит того, что сегодня ночью Вилла одна. Не мы.

— Я согласен, не мы.