В парализованном свете. 1979—1984

…И когда, ровно год спустя после той памятной командировки в Приэльбрусье, отправляясь с женой отдыхать на юг, профессор Степанов попытается собрать воедино факты, события, мысли и чувства, которыми жил еще совсем недавно, то окажется, что события не исчерпываются фактами, мысли расходятся с чувствами, а концы никак не удается свести с концами. Пожалуй, не было в тех сумасбродных днях ни правдоподобия, ни капли здравого смысла. Как, например, мог он летать над цветущим лугом без крыльев? А если крылья имелись, то куда они делись впоследствии? И коли появление на поляне перед Домом почетных гостей давно вымерших животных можно было, пусть с натяжкой, объяснить хотя бы тем, что доцент Казбулатов ухитрился вырастить их в инкубаторских условиях Приэльбрусья из найденных где-то в вечных льдах Ошхамахо зародышей, то как было объяснить факт превращения растения-заморыша в гигантскую Музареллу Фестивальную?

Всю зиму и весну Сергей Сергеевич болел. Он стал еще сильнее сутулиться, одевался по-стариковски небрежно и, казалось, с трудом тянул лямку от недели к неделе, из месяца в месяц. Ехать летом никуда не хотелось, но Дина Константиновна настояла, и в самом начале июля они отправились на юг.

Почему-то в последние дни перед отпуском Дина несколько раз вспоминала в сущности невинные, шутливые новогодние нашептывания Сергея Павловича, его обещание помочь ей обрести покой. Состояние здоровья мужа все больше ее беспокоило. По ночам ей снились кошмары. Однажды приснилось, что Сергей Сергеевич провалился куда-то.

Пока самолет, взявший курс в сторону тепла, моря и солнца, продолжал подъем, Триэс чувствовал себя так, как если бы его погрузили в пучину безмолвия, в гнетущую, беспросветную тьму. Все стало прошлым. Будущего не существовало.

Никогда так остро Сергей Сергеевич не ощущал полное свое одиночество. Он никому больше не был нужен: ни сотрудникам, ни дочери, ни Дине, которая еще ждала от него чего-то, а он уже ничего не мог ей дать.

Жизнь исчерпала себя. Он задыхался. Не хватало воздуха. Кислород превратился в углекислоту.

«Это мне за все, — смиренно думал Сергей Сергеевич. — За предательство. За Инну. За Дину. За Таганкова. За Музареллу Фестивальную».

Но и себя почему-то тоже чувствовал преданным.

Дышать стало просто нечем. Он захрипел. Жена бросилась по проходу.

— Помогите! Врача!

И уже кто-то из пассажиров протягивал таблетку, но дотянуться до Сергея Сергеевича оказалось невозможно. Он летел совсем в другом направлении, все стремительнее удаляясь от остальных.

Тем временем внизу, на земле, новый, молодой Сергей Сергеевич Степанов отправлялся в иное далекое путешествие. Светила в небе располагались самым благоприятным для него образом, земные обстоятельства складывались удачно, и удивительное, сладостное состояние, предчувствие решающих перемен вот-вот готово было охватить его душу. И чем дальше улетал, удалялся от протянутой ему таблетки один Сергей Сергеевич, тем вернее приближался другой к звездному своему часу, к неведомой миру истине, к состоянию всевластия, всеведения и свободы, через которое только и дано человеку понять, почему вертится земля, зачем дана ему жизнь, чем приводится в движение колесо дней и явлений. Разлетаясь в разные стороны, оба Сергея Сергеевича тем не менее устремлялись в один и тот же пункт неуловимого пространства, где земля соприкасается с небом, а бесконечные параллельные все-таки пересекаются.

1979

В ПАРАЛИЗОВАННОМ СВЕТЕ

Игра есть усилие, попытка выйти из сферы логики, потому что логика приводит к мысли о смерти… Ничего путного не можем мы ждать, пока человек не станет размножаться почкованием или делением, уж раз ему необходимо размножаться во имя цивилизации и науки.

Мигель де Унамуно

«Любовь и педагогика»

ЧАСТЬ I КРИЗИСНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

1