В пасти дракона

Хсинг-Фунг ухватился за эту мысль. Брат его принц Кунг поддержал Ин-Линг, и вскоре она названа была западной императрицей именно в качестве матери наследника престола.

С той поры Ин-Линг навсегда исчезла, вместо неё явилась Тце-Хси-Тоаглу и так далее, или же Тце-Хси.

Она достигла своей цели, но успех не вскружил ей голову. Она держала себя с прежним тактом и успела сделать своим другом ревновавшую её Тци-Ан. При этом она перестала довольствоваться положением императрицы и начала вмешиваться в политические дела, выводить на арену политической деятельности своих людей.

Знаменитый Ли-Хун-Чанг был выведен ею именно из ничтожества и стал мировым деятелем, которому удивляются и которым восторгается всякий развитой человек.

Но особенно сильно оказалось влияние Тце-Хси во время нападения на Китай Франции и Англии в 1860-м году. Она советовала уступить иностранцам и стояла вместе с принцем Кунгом на стороне партии мира, тогда как за войну и немедленное изгнание иностранцев были сильные партии принца Ай и Шу-Шунь. Эта партия одержала верх, и легко могло бы случиться, что ужасный погром ожидал бы Китай, совершенно неподготовленный к войне, но Хсинг-Фунг догадался умереть «от простуды», а назначенный регентом четырёхлетнего императора Тунг-Чи принц Ай через несколько дней после смерти богдыхана даже без особенного труда был убран императрицей, расправившейся с ним и Шу-Шунем с чисто азиатской жестокостью.

Теперь Тце-Хси была совершенно самостоятельна. Она немедленно принялась за внутреннее устройство Китая, проводила реформы в армии, устроила цунг-ли-ямень, но вместе с тем всегда старалась показать европейцам, что она не желает никакого с ними сближения. В душе Тце-Хси была искренней патриоткой и убеждённо верила, что в жизни Китая должен наступить момент, когда он победит иностранцев, без сожаления уничтожавших его святыни, ломавших установившийся веками строй жизни.

В 1872-м году пришёл, казалось, конец самостоятельности Тце-Хси. Её сын Тунг-Чи достиг того возраста, когда ему должно было жениться и принять в свои руки бразды правления. Но мать видела, что её сын совсем не пригоден для царствования. Он отличался необыкновенно своевольным характером, был необуздан в желаниях и, кроме того, был слаб здоровьем[28], а это не обещало долгого царствования. В жертву интересам Родины эта необыкновенная женщина не задумалась принести и сына, как принесла уже мужа. Тунг-Чи умер.

Это было в 1875-м году.

Теперь уже Тце-Хси решила не выпускать более власть из своих рук. Законным наследником престола был старший сын принца Кунга, но он не был угоден императрице. Она приказала доставить своего малолетнего племянника Куанг-Сю и посадила его на престол.

Власть опять оставалась в её руках.

Но каким образом могла так действовать эта женщина? В чём была причина её успехов?

Дело просто. Она всегда опиралась на народ, который видел себе пользу в её деятельности. Она была правительницей в духе народа, и народ поддерживал её. Он не мог забыть, что во время голода Тце-Хси собирала деньги для голодающих, что она ради помощи им сократила издержки двора и щедрой рукой раздавала пожертвования народу из своих личных средств.

Действительно, при своём уме Тце-Хси никогда не была жестокосердной. При расправе с принцем Ай и Шу-Шунем она уменьшила их страдания, укротив зверскую месть их противников. Она никогда не была антихристианкой и с большим удовольствием приняла поднесённый ей в день её шестидесятилетия Новый Завет. При ней православие проникло даже в Запретный город; если же и были при ней так называемые гонения на католиков, вроде уничтожения католической миссии в Тянь-Цзине, то тут действовала толпа, ответственность за которую никогда нельзя возлагать на правящие классы.

Могла ли она любить европейцев? Нет, никогда!

На её памяти произошёл в 1860-м году погром пекинского дворца, когда грубо и бесцельно уничтожались собираемые в течение тысячелетий сокровища науки. При ней начались европейские захваты территорий Китая. Франция отняла Тонкин, начав этим целую серию захватов. После Симоносекского мира, которым закончилась война с Японией, «панцирный кулак», как назвала себя Германия, отхватил у Китая Шантунг с прекрасной гаванью Киау-Чау; Франция тоже не отставала, захватив для себя «в вознаграждение» за приобретение немцами Киау-Чау – Лейчван, Чайнан, да ещё прихватила в своё «экономическое» влияние Юннан, огромную провинцию с миллионным населением. Англия тоже явилась, чтобы к своей старой колонии Гонконг прибавить Вей-Хай-Вей. Соединённые Штаты и даже ничтожные Италия и Бельгия и те пытались рвать Китай. Понятно, что при таких условиях, чтобы несколько обезопасить себя от назойливых представителей Запада, Китай с восторгом уступил Люй-Шунь-Коу и Да-Лянь-Вань на Лиантунгском полуострове своему старому другу и соседу – России, в полной уверенности, что Россия в случае надобности не даст его в обиду.