В пасти Дракона

— Европейцы принесли нам с собой немало хорошего! — сказал Сюй-Цзин-Чен, бывший очень долго посланником в Петербурге и Берлине и занимавший пост председателя Восточно-Китайской железной дороги. Их железные дороги, их телеграф и теперь уже стали необходимыми даже и для Китая.

— Это справедливо, — отозвался принц Туан, — во всём этом польза.

— Как же тогда отказаться от них?

— Отказываться незачем! Мы не хотим, чтобы европейцы были среди нас, но то, что есть у них хорошего, мы оставим. Найдутся у нас и свои люди, которые заменят европейцев и на железных дорогах, и на телеграфе. Это несомненно. Затем... я слышал здесь мнение, что изгнать европейцев будет трудно. Мне кажется, наоборот. Теперь это не составит труда. Но я всё-таки боюсь одного, и сильно боюсь...

— Чего? — прозвучал вопрос.

— Чтобы к ним не пристали русские... Если это случится, то наше дело будет очень трудно.

— Но если мы изгоним европейцев, — вскричал Кан-Ий, — то вместе с ними будут изгнаны и русские.

— Нет, — холодно сказал Туан, — русские — наши друзья...

— Но Лиантунгский полуостров? Наш Люй-Шунь-Коу[25]?..

— Мы добровольно уступили им этот клочок земли. Они не вынуждали нас силой, не грозили нам. Это была наша добрая воля. Русские — наши соседи. У Китая никогда не было с ними войны. Мы живём с ними в полном согласии, и разрывать старой дружбы не следует. Пусть они владеют Порт-Артуром и Талиенванем. Не забудем, что они строят нам железную дорогу, и дорога эта будет наша[26]. Нет, русские никогда не входили в число грабителей-европейцев. Им ничего от нас не нужно, они бескорыстны. Их проповедники никогда не учили наш народ дурному, а напротив того, всегда внушали почтение к существующей власти. Они не вносили растления в народ, а укрепляли его в нравственных основах. Русские пусть остаются, мы всегда им очень рады.

— Но если они пойдут против нас?

— Они не пойдут! Им не нужно от нас ничего. Но если пойдут, то наш план не удастся. Впрочем, я вижу выход. Если русские вступятся за европейцев, мы можем отвлечь их. На семь тысяч вёрст тянется граница между нами. Если сделать там где-нибудь нападение, они направят свои полки туда, европейцы останутся одни, и мы очень скоро управимся с ними, а с русскими заключим вечный мир и союз. Только они страшны нам и никто более! Но, вместе с тем, должно соблюсти полную осторожность. Пусть великое дело изгнания начнут люди, принадлежащие к «И-хо-туану» и «Леу-мингу!». «Сын Неба» в этом случае останется в стороне, и никаких неудовольствий и нареканий на него не будет. Восстанет народ, и, может быть, европейцы поймут, что сопротивляться народу невозможно.

— Поймут ли они? — вздохнул Кан-Ий.

— Если не поймут, то народная ярость устрашит их. Они погибнут и не посмеют больше являться к нам... не поймут — горе им! Мы терпели долго, пришёл конец терпению нашему. Но осторожность — прежде всего. Конфуций говорит, что осторожность — мать безопасности.

Итак, изгнание европейцев было решено китайскими патриотами.

Но каких европейцев?

Тех, которые сами воспитали против себя ненависть огромного народа.

Кто бы и что бы ни говорил про Китай в оправдание европейцев, но нельзя никогда требовать, чтобы вторжения, подобные вторжению, «панцирных кулаков» и прочих… не возбуждали терпящих от этих вторжений.

Ни один хозяин не позволит чужому человеку заводить в его доме свои порядки, как бы хороши они не были.

X РАБЫНЯ НА ПРЕСТОЛЕ

огда решение было принято окончательно, сейчас же возник вопрос, в какой именно срок должно быть назначено изгнание европейцев из страны Неба.

— Чем скорее свершится это, тем лучше для Китая! — высказал своё мнение непримиримый враг иноземцев Кан-Ий, фактический глава «И-хо-туана», почётным председателем которого был принц Туан, отец наследника престола.

— Но мы должны ещё получить указ «сына Неба»! — попробовал хоть таким путём выразить свой протест против принятого решения Сюй-Цзин-Чен, убеждённый друг европейцев.

— Что указ Куанг-Сю будет подписан, в атом сомневаться нельзя! — холодно взглянув на него, ответил Туан. — Куанг-Сю после того, как удалось удалить от него проклятого Кан-Ю-Вея, сделает всё, что пожелает Тце-Хси, а она так же, как и все в нашей стране, желает освобождения от иноземцев.

— Ты прав, Туан! — вдруг раздался голос из-за шёлковой занавеси, отделявшей часть залы. — Тысячу раз прав! Я мечтаю только о том, чтобы иностранные дьяволы были убраны от нас навсегда.

Занавес при этих последних словах распахнулся, и перед собравшимися патриотами появилась знаменитая Тце-Хси — императрица-мать.

Это была пожилая уже женщина с волевыми чертами лица и, несмотря на лета, довольно красивая. В её чёрных, глубоко впавших глазах отражался несомненный ум. Все движения были властны, голос резок и отрывист, тон же его казался не допускающим никаких возражений.

У всех народов мира были, есть и будут свои знаменитые женщины, и Тце-Хси в числе их занимает не последнее место.