В паутине

— Я оставляю тебе «Великомучеников» и все эти грошовые романы, — оправдываясь, сказал Большой Сэм. — Как насчет собаки и кошки?

— Лучше возьми кошку, — ответил Маленький Сэм, отмеряя муку. — Она подойдет к твоим усам.

Большого Сэма это устроило. Горчица была его любимицей.

— А говорящую доску?[14]

— Забирай. Я не имею дел с дьяволом.

Большой Сэм закрыл и стянул ремнем свой саквояж, посадил сопротивляющуюся Горчицу в сумку и, закинув ее на плечо, а воскресную шляпу на голову, вышел из дома и зашагал по дороге, даже не взглянув на Маленького Сэма, который демонстративно готовил пирог с изюмом.

Маленький Сэм проводил его все еще скептическим взглядом. Затем посмотрел на прекрасную белоснежную причину ссоры, ликующую на полке рядом с часами.

«Итак, он не выбросил тебя, моя красавица, и будь я проклят, если ему это удастся. Нет, сэр. Я сказал, и я сделаю. Во всяком случае, мои уши не будут больше болеть, слушая его старый эпос. И я снова смогу носить свои серьги».

Маленький Сэм на самом деле считал, что Большой Сэм вернется, когда остынет. Но он недооценил силу принципов и упрямства Большого Сэма. Вскоре он услышал, что тот арендовал старую лачугу Тома Уилкинса в Бухте Большой Пятницы и устроился там. Но не с Горчицей. Если Большой Сэм не вернулся, то это сделала Горчица. Она поскреблась в окно три дня спустя после своего унизительного отбытия в сумке. Маленький Сэм впустил ее и накормил. Не его вина, что Большой Сэм не может позаботиться о кошке. Он, Маленький Сэм, не собирался молча смотреть на страдания животного. Горчица оставалась дома до воскресенья, когда Большой Сэм, зная, что Маленький Сэм находится на безопасном расстоянии в церкви, и помня тактику Гомера Пенхаллоу, пришел в Бухту Малой Пятницы и забрал кошку. Но безуспешно. Горчица снова вернулась… и еще раз. После третьей попытки Большой Сэм с горечью в душе сдался.

— Очень мне нужен эта старая облезлая кошка! — заявил он Стэнтону Гранди. — Бог знает, что не нужна. Меня угнетает лишь то, что он знал, что тварь вернется. Потому и отдал ее. Что за нутро у этого человека! Я слышал, он тут ходит повсюду и распространяет обо мне слухи, что я скоро заболею от соленой трески и буду рад вернуться ради запаха вкусной еды. Посмотрим… посмотрим. Я никогда не был рабом своего желудка, как он. Ты, наверное, слышал сплетню, что я съел кусок его чертова пирога с изюмом, который он приберег для себя, жадная свинья. И что мне слишком одиноко в Большой Пятнице из-за склонности к беседам. Да, сэр, он так и сказал. Мне? Одиноко? Это место подходит для меня лучше всех на земле. Взгляни вокруг. Я люблю природу, сэр. Мое любимое существо — луна. А эти стада коров на пастбище — я могу часами смотреть на них. Они — все общество, что я хочу, настоящая верная компания. Нет, — с чувством добавил Большой Сэм, — пусть у Маленького Сэма имеются плюсы. Какие сливовые пудинги он умеет готовить! И нет на свете ничего лучше его креветочной похлебки, от которой не оторваться, пока не объешься. Но у меня есть душа, о которой надо подумать, не так ли? А мои принципы?

Глава III Летнее безумие

I

Первые недели помолвки Гей отнюдь не были залиты солнечным светом. Впрочем, как у любого в таком клане. Дарки и Пенхаллоу считали помолвки собственностью племени и были уверены в своем праве комментировать и критиковать, одобрять или осуждать, в зависимости от обстоятельств. В данном случае процветало неодобрение, поскольку никто из клана не любил Гиббсонов и никто не щадил чувств Гей. Никому из них даже в голову не приходило, что у ребенка восемнадцати лет могут быть какие-то чувства, с которыми нужно считаться, поэтому с нею обходились без экивоков.

«Бедная дурочка, будет ли она так же хохотать через пару лет замужества?» — вопросил как-то вечером Уильям И., когда услышал прелестный смех Гей, проезжающей мимо в машине Ноэля. К его чести сказал так, что Гей не услышала, но ей вскоре донесли эти слова. Гей рассмеялась. Она смеялась, когда кузина Ханна из Саммерсайда спросила, правда ли, что она собирается выйти замуж за «какого-то молодого человека». Кузина Ханна даже не сказала «за какого-то Гибсона». Ее манеры предполагали считать, что Гибсонов вообще не существует на свете. Сами они могут думать о себе, что угодно, но во имя добрых принципов и чистоты происхождения можно не замечать их, как порождение Сатаны. Никто же не разговаривает с дьяволом лицом к лицу. Так же и с Гибсонами. Это уязвило Гей, несмотря на то, что она рассмеялась. Но письмо от Ноэля, полное милых радостей, скоро успокоило ее.

— Ты на самом деле любишь его? — мрачно спросила миссис Уильям И.

Гей хотела ответить «нет», потому что терпеть не могла миссис Уильям И. Но в то же время она хотела показать ей и всем остальным, что для нее значит Ноэль.

— Он для меня единственный на свете, тетушка.

— Гм! Непростая задача выбрать из пятисот миллионов мужчин, — скептически заметила миссис Уильям И. — Но со мной однажды произошло то же самое.