В паутине

Питер Пенхаллоу так исхудал и осунулся, что Нэнси начала опасаться за его здоровье. Она попыталась уговорить его принимать пилюли углекислого железа, но ее забота лишь натолкнулась на грубый отпор. Серьезный симптом, поскольку Питер никогда не увлекался сквернословием. Нэнси простила его, приняв во внимание, что он не может договориться ни с Утопленником Джоном, ни с Провидением. В тот самый день, когда Донне Дарк было позволено спуститься из своей комнаты, она заболела ангиной. Это означало еще три недели изоляции. Каждый вечер Питер сигналил своим клаксоном возле заколдованных врат или, попросту говоря, у восточной калитки Утопленника Джона, но это было все, что он мог сделать. По слухам Утопленник Джон поклялся пристрелить Питера, едва тот появится ему на глаза, и клан жил в жутком ожидании, не подозревая, что Текла спрятала ружье Утопленника Джона под кроватью в комнате для гостей. Не найдя ружья, Утопленник Джон игнорировал Питера и его вопли, но переносил все на бедную больную Донну, которая к этому времени уже была готова умереть из-за невзгод. Лежать в постели неделю за неделей, уставившись на эти кошмарные, ненавистные ей обои, выбранные Утопленником Джоном. Жуткие сине-зеленые обои с блестящими звездочками — верх элегантности, по его мнению.

Она лишилась всей своей красоты, — так она считала. Она плакала и утверждала, что не хочет выздоравливать. Питер больше не сможет любить ее, мертвенно-бледную, изможденную, превратившуюся в скелет — именно это она увидела в зеркале, когда наконец встала с постели после ангины. Врач посоветовал вырезать гланды, как только она наберется сил для операции. Об этом донесли Питеру, что увело его еще дальше по тому пути, который, как считали теперь все его друзья, прямиком ведет к безумию. Он не верил в операции. Он не позволит, чтобы у его несравненной Донны что-то отрезали. Они пытаются убить ее, вот что они делают, это проклятое племя. Ежедневно, не меньше дюжины раз, он проклинал миссис Тойнби Дарк. Если бы ни она, Утопленник Джон не узнал бы о помолвке Донны, и та не попала бы под столь строгое наблюдение, и Питер смог бы увезти ее прочь от всех этих корей и ангин, и кукиш всем вашим микробам. Но теперь…

— Что мне делать? — жаловался Питер Нэнси. — Скажи мне, что делать человеку? Я медленно умираю. Они собираются резать Донну.

Нэнси лишь мягко ответила, что гланды удаляют у многих, и остается лишь набраться терпения. Утопленник Джон не сможет вечно держать ее взаперти.

— Ты его не знаешь, — мрачно сказал Питер. — Это заговор. Уверен, что это Вирджиния Пауэлл занесла микроб в гланды Донны. Эта женщина сделает все, чтобы разлучить нас с Донной. В следующий раз будет ревматическая атака. Они ни перед чем не остановятся.

— Не будь дураком, Питер.

— Дураком? Ничего удивительного в том, что я дурак. Странно, что еще не полный идиот.

— Некоторые так и думают, — откровенно сказала Нэнси.

— Нэнси, прошло восемь недель с тех пор, как я видел Донну, восемь проклятых недель.

— Ну, ты прожил немало лет, вообще не видя ее.

— Нет, я просто существовал.

— Взбодрись… «Все когда-нибудь кончается», — легкомысленно процитировала Нэнси. — Я слышала, в воскресенье Донна собирается пойти в церковь в Розовой Реке.

— В церковь! Что я смогу сделать в церкви? Утопленник Джон будет рядом с Донной с одной стороны, а Текла — с другой. Вирджиния Пауэлл прикроет тыл, а миссис Тойнби станет наблюдать вокруг. Единственный способ — войти, врезать Утопленнику Джону в челюсть, схватить Донну и бежать прочь.

— О, Питер, не устраивай сцену в церкви, только не в церкви, — умоляла его Нэнси, жалея, что сообщила ему новость.

Всю неделю она жила в тревоге. Питер все же устроил сцену, но не столь ужасную, как она опасалась. Он сидел на скамье под галереей, когда вошла процессия Утопленника Джона: впереди он, за ним — Донна, дальше — Текла, «Я знал, что так и будет», — простонал Питер, — затем старый Джонас Свон, наемный работник, который, будучи дальним родственником, имел семейные привилегии, затем — два гостящих кузины. Питер всю службу пожирал Донну глазами. Они почти уморили ее, его бедняжку. Но она стала еще прекраснее, еще привлекательней, чем прежде, с этими огромными лиловыми тенями под глазами и воспаленными веками, все еще тяжелыми от болезненной усталости. Питеру казалось, что служба тянется вечно. Неужели Трекли каждое воскресенье читает столь длинные проповеди, и, если это так, почему его до сих пор не линчевали? Неужели эта идиотка, завывающая соло в хоре, считает, что умеет петь? Таких людей нужно топить в детстве, как котят. Неужели ничего нельзя сделать с ними, несмотря на мольбы народа? В последнем гимне целых шесть куплетов!