Читаем В пекле огненной дуги полностью

Бойцы тут же дружно открыли огонь из карабинов. Застрочил короткими очередями автомат Шевчука, а через несколько секунд к нему присоединился и пулемёт Мухина.

Семён прицелился в одного из бандитов и выстрелил, но промазал из-за поспешности. Перезарядив карабин отточенным движением, он вновь прицелился и, задержав дыхание, как учили, нажал на курок. На этот раз басмач запрокинулся в седле назад. Попал!..

Банда, внезапно напоровшись на засаду, закружилась на месте и стала огрызаться беспорядочной пальбой. В рядах басмачей воцарилась сумятица, послышались испуганные крики на киргизском языке. Затем бандиты, оправившись от потрясения, стали спешиваться и занимать оборону. Ответный огонь постепенно усилился.

Семён наполовину оглох от своих и чужих выстрелов. А вокруг засвистели и зацокали по камням, высекая из них крошку, пули, и от этих звуков где-то внутри вдруг родился и начал стремительно расти страх, заставляя инстинктивно всем телом прижиматься к земле. В голове зароились предательски-трусливые мыслишки:

«Если просто лежать ничком и не стрелять, то не попадут. Главное — не высовываться из-за камней и не привлекать к себе внимание…»

Но Семён прекрасно осознавал, что если он сейчас так поступит, поддастся этому животному инстинкту самосохранения, то потом никогда не простит себе своей трусости.

«Нет, я не трус! Я способен преодолеть страх, потому что от этого зависят жизни товарищей. Струсить — значит, предать их! Ведь они тоже сейчас ведут бой и преодолевают свой страх, не боясь смерти. Да и грош цена тогда всем словам о любви к Родине и о том, что советский человек способен отдать жизнь за идеалы социализма. А ведь я не раз такое говорил и сам верил в свои слова. Вот и пришёл тот важный момент, когда слова надо подкрепить делом! А значит, нельзя бояться! У меня просто нет такого права…»

И Семён заставлял себя поднимать над камнями голову, целиться и стрелять во врагов, стараясь быть поточнее. А через какое-то время он почувствовал, что страх отступает, разжимает свои душные, тяжёлые объятия.

Басмачи, видимо, поняли, что их больше. Несколько из них отогнали лошадей за один из ближних холмов, а остальные перебежками стали приближаться к засаде. Бой сделался более ожесточённым.

Рядом вскрикнул и выронил карабин Скворцов. Семён подполз к скорчившемуся на земле товарищу и осторожно перевернул его на спину.

— Лёша, что с тобой?

Скворцов ничего не ответил, а только громко застонал, хватаясь руками за землю, словно пытался удержать на ней свою душу. Его глаза были закрыты. На телогрейке, прямо в середине груди, едва виднелась маленькая дырочка.

Расстегнув на Алексее куртку, Семён с ужасом увидел растекающееся по гимнастёрке кровавое пятно. Судя по всему, пуля угодила куда-то в область сердца.

— Погоди, я сейчас.

Он вернулся к своему вещмешку и, одним рывком развязав его, отыскал внутри бинт. Через несколько секунд Семён опять был возле Скворцова и принялся разрезать на нём гимнастёрку «финкой»[20], которую всегда брал с собой на выезды. Этот нож был удобен в использовании и годился для самых разных целей, в том числе и для ближнего боя.

Алексей что-то неразборчиво пробормотал, потом затих и, открыв глаза, посмотрел на Семёна.

— Сёма, как же это?.. — едва слышно произнёс он. — Учителем ведь… хотел… Обидно…

— Ничего, сейчас я тебя перевяжу. — Трясущимися руками Семён пытался стащить со Скворцова залитую кровью гимнастёрку. — Всё будет нормально. Ты только держись.

Алексей слабо вскрикнул и заёрзал по земле, мешая перевязывать его.

— Мама, больно, — прошептал он, глядя в небо затуманенным взглядом.

Дальше его речь сделалась несвязной, потом он издал протяжный стон и, выгнув спину, словно хотел набрать в грудь побольше воздуха, замер с приоткрытым ртом. Его глаза были устремлены в какую-то точку на небе, как будто Алексей увидел там что-то очень важное для себя.

— Лёша, ты чего это? — Семён испуганно затряс Скворцова за плечи. — А? Ты чего? Я же перевяжу.

И тут его пронзила страшная догадка, что Алексею уже не нужны никакие бинты, потому что он умер, и его никогда больше не будет на этой земле. Никогда-никогда!..

Семён отпустил товарища, потом вспомнил, что мёртвому нужно закрыть глаза, и дрожащей рукой опустил Скворцову веки. Только после этого он немного вернулся к реальности и залёг за камни, оценивая обстановку.

Бой разгорался. Басмачи яростно палили в пограничников, обрушивали на них шквал огня. Судя по всему, они приняли решение одержать победу любой ценой. Пока ещё силы уравнивались пулемётом Мухина и автоматом Шевчука, но Семён прекрасно понимал, что так не может продолжаться бесконечно. Рано или поздно патроны у ДП и ППД закончатся, и тогда басмачи получат значительное преимущество. О том, что будет дальше, думать не хотелось.

— Наши! — раздался вдруг чей-то радостный крик.

Семён взглянул влево и увидел несущийся по долине конный отряд. Сомнений не было — это спешил на помощь к своим политрук.

— Ну всё, ублюдки, хана вам! — закричал он, делая выстрел за выстрелом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война. Штрафбат. Они сражались за Родину

Пуля для штрафника
Пуля для штрафника

Холодная весна 1944 года. Очистив от оккупантов юг Украины, советские войска вышли к Днестру. На правом берегу реки их ожидает мощная, глубоко эшелонированная оборона противника. Сюда спешно переброшены и смертники из 500-го «испытательного» (штрафного) батальона Вермахта, которым предстоит принять на себя главный удар Красной Армии. Как обычно, первыми в атаку пойдут советские штрафники — форсировав реку под ураганным огнем, они должны любой ценой захватить плацдарм для дальнейшего наступления. За каждую пядь вражеского берега придется заплатить сотнями жизней. Воды Днестра станут красными от крови павших…Новый роман от автора бестселлеров «Искупить кровью!» и «Штрафники не кричали «ура!». Жестокая «окопная правда» Великой Отечественной.

Роман Романович Кожухаров

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

В годы Великой Отечественной войны автор этого романа совершил более 200 боевых вылетов на Ил-2 и дважды был удостоен звания Героя Советского Союза. Эта книга достойна войти в золотой фонд военной прозы. Это лучший роман о советских летчиках-штурмовиках.Они на фронте с 22 июня 1941 года. Они начинали воевать на легких бомбардировщиках Су-2, нанося отчаянные удары по наступающим немецким войскам, танковым колоннам, эшелонам, аэродромам, действуя, как правило, без истребительного прикрытия, неся тяжелейшие потери от зенитного огня и атак «мессеров», — немногие экипажи пережили это страшное лето: к осени, когда их наконец вывели в тыл на переформирование, от полка осталось меньше эскадрильи… В начале 42-го, переучившись на новые штурмовики Ил-2, они возвращаются на фронт, чтобы рассчитаться за былые поражения и погибших друзей. Они прошли испытание огнем и «стали на крыло». Они вернут советской авиации господство в воздухе. Их «илы» станут для немцев «черной смертью»!

Михаил Петрович Одинцов

Проза / Проза о войне / Военная проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза