В пьянящей тишине

Кафф поднял крышку люка, и мы вошли в верхнее помещение.

– Садитесь. – Он указал место за столом и стул. Мне оставалось только повиноваться. Батис вышел на бал­кон и стал набивать свою трубку, осматривая окрестно­сти. Я оперся локтями о стол и потер лицо ладонями. Пе­редо мной поставили тарелку. Я увидел тонкие пальцы с перепонками между ними. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я вскочил со стула. Крик ужаса застрял у меня в горле. Было слышно, как стучит сердце. Я по­нял, что снова на острове.

– Не надо кричать, – сказал Батис. – Это просто горо­ховый суп.

Кафф причмокнул губами, как крестьянин, который велит лошади двигаться с места. Животина исчезла в проеме люка, точно испарилась. Мы не сказали друг другу ни одного слова, пока я не закончил есть.

– Спасибо за суп.

– Он из вашего гороха.

– Тогда спасибо за то, что вы меня им угостили.

– Вам его подала она.

Ее не удерживали ни цепи, ни веревки. Я спросил:

– И ей не приходит в голову убежать с маяка?

– Разве собака убегает с хутора?

Он замолчал. Мне не удалось избежать некоторой до­ли ехидства:

– И какими же еще качествами она обладает? Умеет лишь носить ведра и тарелки? Может, вы ее и латыни обучаете?

Его взгляд стал жестким. Батис не хотел ссориться, но был готов дать мне отпор.

– Нет, – ответил он. – Ни латыни, ни греческому. Я показал ей вот это. – Он приподнял приклад Реминг­тона. – А это стоит всех уроков латыни и греческого вме­сте взятых.

– Да, вы правы, – сказал я, потирая виски. Ужасная мигрень не позволяла мне продолжать разговор.

– Но если вам угодно получить ответ на свой вопрос, я отвечу: у нее есть и другие весьма ценные качества. Ко­гда лягушаны приближаются, она поет.

– Поет?

– Да, поет. Как канарейка. – На его губах мелькнула тень улыбки – глубоко запрятанной, отвратительной и злове­щей, а потом он добавил: – Мне кажется, что она приносит удачу своему хозяину. Это самое полезное домашнее жи­вотное, какое только можно отыскать в этих краях.

Наш разговор иссяк. Я по-прежнему сидел на стуле. Мой мозг действовал замедленно: мне стоило большого труда связать образы со словами, их определявшими. Оглушенный, как человек, чудом избежавший гибели под снежной лавиной, я обводил взором комнату, кро­вать, балкон, стоявшего неподвижно Батиса, бойницы, но не находил ни в чем точного смысла.

– Пожалуй, будет лучше, если я вам все объясню в двух словах, – сказал Кафф, принимая мое состояние как некую данность. – Идите сюда.

Мы поднялись по железной лестнице, которая вела на верхний этаж. Там, под куполом маяка, находился ме­ханизм прожекторов. Сложная система шестеренок часового механизма; массивные стальные детали. В центре располагался генератор, который обеспечивал энергией оба фонаря, соединяясь с ними металлическими осями. Подвижная платформа размещалась на узких рельсах, которые, подобно карликовой железной дороге, окружа­ли помещение снаружи. Батис потянул три рычага, и вся конструкция пришла в движение, преодолевая инерцию со слоновьим ревом.

– Как вы можете видеть, я направил лучи так, чтобы свет прочесывал окрестности маяка. Таким образом, мне удается заметить их приближение. С каждым новым кругом лучи изменяют угол своего падения и освещают то подножие маяка, то территорию на некотором рассто­янии от него. Я могу осветить весь лес. Даже дом метео­ролога на другом конце острова.

– Это мне уже известно.

Я сам не понимал, заключался ли в моем ответе упрек или это была простая констатация факта. Батис проявил полное равнодушие к моим словам.

– Я бы мог сделать так, чтобы луч освещал только дверь, расположенную как раз под нами. Но чего бы я добился? Они бы просто обошли это пятно света. По­стоянным движением я вынуждаю их беспрестанно бе­гать. Как все исчадия ада, они не выносят света, ни Бо­жьего, ни людского.

Мы находились на самой высокой точке острова, и перед нами открывалась великолепная панорама. Кло­чок суши, имевший форму носка, растянулся посреди океана. Шиферная крыша моего дома вырисовывалась вдали, на пятке этого носка. По обеим сторонам остро­ва, прорисовывая очертания его берегов, на лице океана поднимались родинки камней и скал разного размера. На северной окраине, в ста или ста пятидесяти метрах от берега, виднелась самая большая из скал. Присмотрев­шись, я заметил, что около нее из воды поднимался нос небольшого затонувшего корабля.

– Португальцы, – сообщил Батис, не дожидаясь моего во­проса. – Кораблекрушение было не так давно. Они возвра­щались из своих колоний в Мозамбике. Направлялись в порт на юге Чили. Они везли нелегальный груз и поэтому следовали по маршруту, отдаленному от торговых путей. Корабль был малого тоннажа, что-то у них случилось, и они хотели сделать остановку на острове Буве. Но корабль раз­бился о скалы, – заключил он совершенно равнодушно, словно рассказывал историю из своего далекого детства.

– Предполагаю, что вы, будучи человеком любезным и распорядительным, помогли им спастись и предложи­ли кров и провизию, – сказал я с ядовитым цинизмом.