В Питер вернутся не все

— Что вы имеете в виду? — пробормотал Полуянов.

— А вы не слишком наблюдательны, молодой человек. При том, что находились совсем рядом.

— Не понял…

— Мы же вместе садились в поезд на Московском вокзале.

— Да, и что?

— Вспоминайте, вспоминайте!

Журналист наморщил лоб. Они входят в вагон… Проводница проверяет билеты… Она, похоже, узнает в лицо артистов: великана Кряжина, красотку Волочковскую, величественную Цареву… Улыбается им и даже, кажется, расцеловывается с народной артисткой… А Прокопенко, похоже, задет тем, что его не узнали. Да, воистину, у режиссеров имеется еще одна профессиональная деформация: они относятся к актерам с высокомерной обидой. Как же! Режиссеры-то считают себя самыми главными в кино (и, похоже, правы) — однако вся слава достается пустоголовым артистам. И вот Прокопенко на перроне начинает метать бисер перед проводницей: мол, едут с вами не простые пассажиры, а киношники, я режиссер такой-то… Но железнодорожница, кажется, особо не реагирует на его рулады…

— Ну, — наморщил лоб журналист, — я помню: вы, Эльмира Мироновна, когда входили в вагон, тепло поздоровались с проводницей. И даже, по-моему, чмокнули ее… Вы что, на нашу стюардессу намекаете? Но Вадим Дмитриевич… Я помню: он даже рассказывал проводнице, кто он такой… Явно с нею незнаком…

— Вы уверены?

«Уверен ли я? Да нет, я же не следил за ней неотрывно… Или, может, тетенька просто очень хорошо владеет собой?»

— Нет, ни в чем не уверен. Но он-то ее ведь не узнал, это точно.

— Молодой человек! У мужчин известно какая память. О присутствующих не говорю… А вот она его, думаю, прекрасно помнит. Только виду не подала. Тем более раз он сам ее не признал.

— Откуда вы знаете?!

— Мы, актеры, прежде столько времени проводили в «Красной стреле», столько ночей! Играешь в спектакле в Москве — а еще у тебя съемки в Ленинграде. Или наоборот, театр поехал на гастроль на берега Невы, а у тебя озвучка на «Мосфильме». Мы мотались между двумя столицами постоянно! Как в анекдоте: одна нога здесь, другая — там… Ну, разумеется, ездили в «СВ», и все проводницы нас знали. И мы их, конечно, помнили по именам, подарочки даже делали: Валюше, Тамаре, Наташе… Так вот эта Наташа была тогда среди них самая молоденькая и хорошенькая. Тоненькая, как тростиночка, глазищи голубые… Я сразу ее узнала!

— Наша сегодняшняя проводница? — уточнил репортер. — Ездила с вами?

— Ну конечно!

— И что: в былые времена ее знал и Прокопенко?

— Разумеется! Более, чем знал!

— «Более»? Вы имеете в виду интимные отношения?

— Ну, знаете ли, свечку я над ними не держала, но Вадим в те времена такой резвунчик был, такой ходок! Я ни секунды не сомневаюсь, что он на нее, проводницу молоденькую, запал. Как наверняка запал бы на нее Олежек Даль, Андрюша Миронов, вечная им память, или братья Михалковы, не к ночи будут помянуты…

— Значит, вы уверены: раньше Прокопенко был как минимум хорошо знаком с проводницей?

— Как вы сейчас, молодые, говорите? Стопудово? Да, стопудово! А в наши времена говорили «железно». Так вот: я железно, стопудово уверена, что они — знакомы. Но если вы спросите меня, было ли между ними что-нибудь более интимное, нежели ночные беседы в купе, утверждать ни в коем случае не возьмусь. И сама не видела, и разговоров никаких про них не слышала.

— Интере-есно… — протянул журналист.

— Да вы спросите ее сами! А будет отпираться, приглашайте меня. Как это в уголовном розыске называется: очная ставка, да? Если она в восьмидесятые на «Стреле» работала (а она работала!), а Вадюша новопреставленный трудился в те годы на ниве кинематографа (а он трудился!), они просто не могли не быть знакомы!

Рассказ Царевой наново вдохновил репортера. Проводница… Какая богатая версия! Она ведь мало того что была рядом — у нее еще имеется служебный ключ от всех купе, которым можно отворить даже запертую дверь… К тому же железнодорожница с убитым — примерно ровесники. И — тут Царева права — в молодости оба они были дьявольски хороши собой… А Прокопенко — уже и богат, и известен. Да, между ними вполне мог иметь место роман… А теперь она его встретила, вспомнила поруганную (допустим) любовь и зарезала… Да он еще и не признал ее — совсем обидно…

Конечно, версия выглядит скорее как из мексиканского «мыла», но сбрасывать ее со счетов ни в коем случае нельзя. А он, Полуянов, — тоже мне сыщик! — даже фамилии проводницы не знает… Надо обязательно ликвидировать прокол…

— Ну, нежданная встреча через тридцать лет, скорей, на сериал смахивает, — озвучил свои мысли журналист. — Или на социальный сайт в Интернете. Ладно, допустим, они были знакомы… Или даже любили… А убивать-то зачем?

— Вы спросили — я ответила, — пожала плечами народная артистка.

— А из пассажиров вагона — кто мог, по-вашему, Прокопенко убить?

— Никто, — быстро ответила Царева.

— Так уж и никто?

— Ну, не артисты, — поправилась Эльмира Мироновна. — И не Старообрядцев.

— Почему нет?

— А за что? Прокопенко нам работу дает. И хлеб, и славу. За что ж мы его будем ножичком-то пырять?

— А Кряжин? Он ведь ревновал к Прокопенко по-страшному. Убить его грозился, я сам слышал.