В Питере НЕжить

Не буду описывать все мучения, которые мне пришлось вытерпеть. Бесконечное перемывание косточек одноклассникам, глупые тайны и нелепые секретики. И все это под соусом из «Иванушек» – кассету ставили по кругу без остановки. Потом мне пришлось две недели отслушивать себя Sepultur’ой – чтобы стоять, мне нужно держаться корней. Но это к делу не относится.

Рано или поздно на таких вечеринках наступает момент, когда все темы для разговоров оказываются исчерпаны и повисает тишина. И это очень опасная тишина: стоит бросить в неё любую, даже самую безумную идею, и она тут же расцветёт буйным цветом. Хотя кому я рассказываю? Помнишь, как мы ходили искать Белую Лошадь? Вот… Впрочем, здесь вышло помягче и никто не проснулся в Твери со штампом в паспорте. Просто кто-то предложил рассказывать страшные истории.

В старой Японии была очень популярна салонная игра «хяку моноготари», или «сто страшных историй». Собиралась компания, зажигали сто свечей и начинали травить по кругу жуткие байки. После каждой рассказанной истории одну свечу задували, и считалось, что, когда погаснет последний огонёк, должно случится что-то невыразимо жуткое и беспредельно ужасное.

Само собой, об этой милой японской забаве мы ничего не знали. Мы всего лишь развлекались. Но правила на то и правила, что работают независимо от того, хочешь ты того или нет.

Начали мы со стандартов вроде Зелёной Руки или Проклятого Портрета, быстро проскочили на пересказы известных ужастиков и рассказов Кинга и Стайна. А там уже рукой подать и до историй из жизни: таинственные голоса, мебель, которая сама собой двигается по квартире, светящиеся фигуры в окнах заброшенного особняка, шаги в абсолютно пустом тёмном коридоре… Одна девочка рассказала, как она купила пиратскую кассету «Руки Вверх!», а там прямо посреди песни кто-то взревел диким голосом и начался угарный дэт-метал. Бедняжка чуть не родила ёжика – прошу прощения, но это цитата. Ну а Лиза Рубина, ты её знаешь, поведала, как она ходила на Крюков канал и видела там утопленника…

Мало-помалу, но, несмотря на разбитое сердце, игра меня увлекла. Вот я и решила блеснуть. В конце концов, чем я хуже? Мне тоже было что рассказать. Не знаю только, какой чёрт меня дёрнул вспомнить ту стародавнюю историю на горке. У меня же в запасе имелись и другие, да хоть бы про каштановых человечков или про тайну тринадцати дроздов. Но я рассказала эту. Наверное, на тот момент она показалась мне самой жуткой, а может, из-за глупого подросткового упрямства: мол, раз мне велели никому ничего не говорить, значит, это повод.

Не скажу, чтобы мой рассказ произвёл фурор. Может, из вежливости кто и вздрогнул, но чтобы напугать компанию хихикающих девочек-подростков, нужно что-то посерьёзнее невнятной встречи неведомо с кем. Желательно с парой вёдер крови и дюжиной окоченевших трупов, в остекленевших глазах которых застыл невыразимый ужас. Или что-нибудь омерзительное – вот история с крысиным хвостиком в шоколадной конфете пошла бы на ура. А то, что мне самой представлялось жутким до дрожи в коленках, на поверку оказалось… Хм… Неубедительным.

Домой в тот вечер я возвращалась не поздно, да и вообще – апрель, уже светло и до белых ночей рукой подать. Идти мне было недалеко – квартал по Разъезжей и потом напрямик проходными дворами. Дорога, которую я и сейчас могу пройти с закрытыми глазами, пусть там всё и поменялось, и понаставили решёток.

Я шла, погружённая в самые мрачные мысли о том, что жизнь – тлен, вселенная жестока, никто меня не любит, а на носу – контрольная по физике. С такими мыслями я, ясное дело, смотрела исключительно себе под ноги. Потому и не заметила, когда и откуда он появился. Случайно что-то услышала за спиной, может быть, звуки шагов, обернулась и… Если бы в тот момент на меня вылили бочку ледяной воды, я бы, пожалуй, и не заметила.

Он стоял от меня в пяти шагах, а то и ближе. Точно такой же, каким я видела его на горке – прошли годы, а он ни капли не изменился. Очень высокий, нескладный, с руками-палками… Даже одежда на нём была та же самая: чёрный плащ до земли, широкополая шляпа и длинный шарф, скрывающий лицо. Он стоял и едва заметно покачивался из стороны в сторону, и, не знаю, насколько будет уместно это слово, колебался. Дрожал, как не до конца застывший холодец.

Он ничего не сказал, но слова и не потребовались. Я в одно мгновение во всех подробностях вспомнила и нашу предыдущую встречу, то, что он мне тогда сказал, и то, как я нарушила этот наказ. Будь у меня силы, я бы, наверное, завопила во весь голос, но в горло будто затолкали старую пыльную тряпку. Не то что закричать – я даже пискнуть не смогла. А чёрный человек медленно, все так же покачиваясь и колеблясь, шагнул в мою сторону – нелепым дёрганым движением марионетки. Шагнул и поднял руку в чёрной кожаной перчатке с застывшими в неподвижности пальцами.

– Ты. Рассказала. Нас. – зашелестел лишённый интонаций голос. – Выдала… Мы… Слышал… Я…