Я барахталась, тонула в кошмаре, неожиданно стало ужасно холодно, Боже, да я же в воде! Я в озере! И лед обжигает! И двигаться невозможно, я уже замерзла, я уже на дне…
- Коша, чшшшш… Тихо, тихо, тихооооо…
Уютное бормотание, мурлыканье большого, теплого зверя, укрывшего меня лапами, словно огромный медведь в зимней берлоге подмял под бок, жарко задышал в ухо, принося спокойствие, мгновенное, осязаемое облегчение… Блаженство.
Этот навалившийся зверь был не тяжелым, не душным, от него приятно пахло чем-то будоражащим, вкусным. Его хотелось облизнуть.
Я повернулась и позволила себе сделать это.
Сладко провела языком по гладкой, невозможно приятной коже, прижалась теснее, как маленький котенок уткнулась носом в поисках тепла и защиты.
- Коша ты моя… - мягко хрипел зверь, сильнее сжимая меня в своих вкусных объятиях, урчал и прикусывал мочку, - чего дрожишь? Согреть тебя?
- Да… Да, да… - шептала я, не особо понимая, сплю или уже нет. Да и неважно это, наверно.
Потому что рядом с ним было так тепло, так безопасно, так спокойно, что хотелось длить это состояние, наслаждаться им, ловить все отголоски удовольствия.
Зверь, мягко сопя, навалился сильнее, прижимая животом к кровати, жарко задышал, прикусывая загривок, успокаивая этим и одновременно заводя еще больше.
Я вытянула руки над головой, он тут же перехватил, припечатал их одной ладонью, второй щедро проходясь по животу и ниже, приподнял под бедра, сунул подушку, выстраивая меня в совершенно неприличную жаркую позу. Я, так и не открыв глаз, мысленно представила, как мы смотримся со стороны. И завелась еще сильнее.
Он, здоровенный жаркий зверюга, распластавший меня на кровати, полностью накрывший своим телом так, что не было никакой возможности пошевелиться, проявить хоть какую-то инициативу…
И я, худенькая, дрожащая, плавящаяся от удовольствия, самого примитивного, животного кайфа от умелых, таких правильных действий опытного мужчины.
Раньше бы я только ужас испытала в этой позе… Черт, да раньше мне бы и в голову не пришло вообще такое позволить!
Чтоб без возможности сопротивляться, чтоб словно в плену…
Но сейчас мне все нравилось, мне было одновременно спокойно и сумасшедше горячо.
Я раздвинула ноги, сама, прогнулась в пояснице, потерлась о него задом.
- Коооша… - раздалось прямо в ухо сверху тихое шипение, - ты не торопись… Нам некуда…
И теперь уже обеими руками , широкими лопатообразными ладонями по телу – с двух сторон, мягко, но основательно. Словно и в самом деле кошку гладил… А я и выгнулась сильнее, и замурчала отчетливей…
И затылком потерлась о плечо, с наслаждением и дрожью слушая , как он хрипит мне на ухо восхищенно и сладко:
- Хорошая какая, красивая, красивая моя кошка… Попалась… Хочу тебя… Хочу…
Каждое его слово сопровождалось мягким поглаживанием, касанием, которое отдавалось дрожью, длинной, томной… А на последнем «хочу» я почувствовала, как в меня проникает горячий большой член… И это было… Как нож в масло. Медленно, плавно и неотвратимо.
Я застонала, заскребла ногтями по простыне, стремясь прогнуться сильнее, заполучить его еще больше в себя, чтоб заполнил до упора, до самого конца.
- Тихо, тихо, коша моя… Сейчас, сейчас… Ох, бля…
Он застонал, глухо и так заводяще, что мне захотелось повернуться, посмотреть на его лицо.
Вывернула голову, но разглядеть ничего не удалось.
В спальне царила темень, неизвестно, сколько прошло времени с тех пор, как мы, совершенно обессиленные, добрались сюда, на второй этаж, до кровати.
После спонтанного секса на кухонном столе время полетело бешено.
И вечер промелькнул незаметно.
Мы занимались любовью, потом ели, потом опять занимались любовью, потом пили какой-то очередной подполовский полезный отвар, опять занимались любовью. Практически не разговаривали.
Не могли просто. Я словно с ума сошла. Каждое его действие, каждое слово обжигало и заводило. И то, как он смотрел, и то, как проводил ладонью по коротким волосам на голове, и то, как рывком, через голову, стягивал джемпер… Это было какое-то сумасшествие, дикое, невозможное, всепоглощающее. Я никогда не думала, что так может быть.
Не думала, что вообще когда-либо позволю мужчине прикоснуться к себе так.
Не думала.
Но теперь… Теперь страшно этого хотела.
Каменный подпол был хорош. Весь. Целиком и полностью. От горящих, бешеных глаз, до каменного члена, который, кажется, даже и не падал. Может, он просто травок своих напился? И меня заодно напоил? Почему я себя как мартовская кошка в охоте вела?
Правильно он меня назвал – Коша. Глупая, мягкая коша, словившая весенних эндорфинчиков…
Мы добрались до кровати ближе к полуночи и вырубились.
Правильно, потому что кровать – она для сна.
Да и сил не оставалось.
Но, как оказалось, подпол очень быстро восстановил запасы жизненной энергии.
Он двигался во мне мягко, мощно, сильно, словно прибой – накатывает и откатывает, заполняет собой, кажется, до краев. А потом мягко ползет назад, оставляя приятное опустошение.
Меня качало и качало на этих сладких волнах, укрывало тяжелой зимней медвежьей шкурой, и вырваться, остановить это казалось невозможным. И ненужным.