В плену королевских пристрастий

– Вот Ваш перстень, например я не видела, пока Вы не захотели им воспользоваться… Кто знает, вдруг и ее не вижу тоже… или говорю, что не вижу, чтобы Вас не пугать… Пришлите мне девочку, ведь если она натворит чего, я Вас обвиню.

– Конечно, пришлю. Какие проблемы? Я буду только счастлива, если ты отправишь ее или в темницу, или на плаху… делай с ней что хочешь. Если будет надо, я подтвержу все, что только пожелаешь.

– Вы согласны лжесвидетельствовать? – удивленно спросила Алина.

– А ты сомневаешься? – хмыкнула королева. – Ты обладаешь надо мной теперь такой властью, что можешь заставить делать не только это.

– Вы боитесь меня?

– Я боюсь оказаться в монастыре… – королева тяжело вздохнула. – Ты никогда не была в монастыре молчальниц, куда ссылают особ отверженных и высокородных?

– Молчальниц?

– Ну да, его так все зовут, там более половины монахинь несет обет молчания и кроме как для молитв рта не открывает. Мне про него такие ужасы рассказывали… Там, говорят, настоятельница Нора опальных жен, обвиненных в прелюбодеянии, или девиц, что отцовской воле противились, в каменных мешках, по колено, а то и по шею в собственном дерьме, годами держит, чтоб осознали и раскаялись. И даже когда выпускает, за малейшую провинность так наказывает, что они сами в эти каменные мешки обратно просятся…

– Это кто же Вам такие подробности рассказал, коль молчат они почти все? – усмехнулась Алина.

– Да все говорят… Вон, у графа Эсвелта лет шесть назад, дочь в церкви на венчании отказала жениху, и граф, разгневавшись, отправил ее туда на год. А когда приехал за ней через год, она хоть и не говорила ничего о жизни в монастыре, но на коленях его молила, и пол у ног целовала, чтоб только забрал он ее, соглашаясь выйти замуж за любого. А когда он выдал ее замуж за старого графа Орера, чтоб дела свои поправить, то тому стоило только сказать: "Никак в монастырь захотела?" и она у ног его ползать начинала, предлагая как угодно наказать ее, только не отправлять туда, и боялась не то что с кем-то кроме него общаться, а даже посмотреть на кого-то. И даже сейчас, когда граф Орер, год уж как умер, она никуда не выезжает и в гости к себе никого не зовет.

– Гертруда, я слышала, что в монастыре порядки действительно суровые, но абсолютно незачем верить досужим домыслам и страшилкам, распространяемым злыми языками. Монастырь, это место где жизнь посвящают Богу, а не место где глумятся над теми, кто туда попадает. И хоть я не была в том монастыре, про который Вы рассказываете, я не могу поверить, что настоятельница вместо наставления на путь истинный может унижать и мучить тех, чьи жизни вверены ей. У нее цель очистить их души и указать путь к Богу, а не изводить, делая невыносимой саму жизнь.

– Я не буду спорить, – качнула головой королева, – но мне бы не хотелось на собственном опыте выяснять кто из нас двоих прав в оценке этого монастыря. Ты по большому счету и не можешь сейчас плохо о нем говорить, раз вы с герцогом отдали туда двух малолетних дочерей. Но в любом случае я бы предпочла никогда не оказываться даже близко к нему. И я готова сделать для тебя все что угодно, лишь бы ты не позволила Артуру отправить меня туда.

– Что ж у Вас здравый и прагматичный подход к данной проблеме, и он устраивает меня, – усмехнулась Алина, – пойдемте, я прикажу перепрячь лошадей и провожу Вас. И жду завтра к вечеру Вашу Регину.

– Я действительно могу как-нибудь приехать к тебе?

– Можете. Захотите пообщаться или что-то рассказать, приезжайте.

– Ты знаешь, я обязательно воспользуюсь твоим разрешением, – королева взяла Алину за руку и заглянула ей в глаза, – мне впервые в жизни хочется добиться чьего-то расположения. И вовсе не потому, что именно от него зависит моя судьба, а потому, что мне хочется доказать и почему-то именно тебе, что я не настолько скверна, как могло показаться на первый взгляд, и то, что ты дала мне шанс стать лучше, ты сделала не напрасно.

– Прекрасно, Гертруда, теперь Вам только остается постараться простить и начать самостоятельную жизнь, Вы сами поймете, что она после этого станет намного легче.

– О чем это ты?

– Вся Ваша жизнь была посвящена сбору, даже коллекционированию обид и стараниям отомстить и хоть как-то расплатиться за них. Нельзя посвящать этому жизнь. Артур не принадлежит Вам, вернее перестал принадлежать после той вашей ссоры, так отпустите его из своей души, его не трогают Ваши попытки расквитаться с ним, те Ваши слова для него были единственной монетой, что он принял от Вас. Теперь уже даже ваши смерти ничего не изменят, смиритесь, простите и начните жить сама.

– И что же я должна простить?

– В первую очередь то, что он не простил Вас. Вы должны в душе согласиться, что он имеет право на отдельную от Вас жизнь.

– Он и так ее имеет.