В плену Левиафана

Да-да, фотографии, развешанные на противоположной стене, — не что иное, как портреты. Их около десяти, и на каждом изображен молодой мужчина возраста Алекса или чуть моложе. Иногда — много моложе, один из юнцов едва-едва переступил двадцатилетний рубеж. Еще одному — за тридцать или около сорока, но тут Алекс может ошибаться. Все они совсем разные и по-разному смотрят в объектив (некоторые кажутся застигнутыми врасплох, некоторые старательно пучат глаза и неестественно улыбаются). И лишь одно роднит их.

Все они — солдаты. Альпийские стрелки.

Об этом свидетельствует форма и головные уборы, хотя головные уборы имеются в наличии не у всех. Определить, когда были сделаны снимки, невозможно, но, судя по лицам, прическам и характерной старомодности абриса, речь идет о солдатах последней войны.

Она случилась, когда на свете не было не только Алекса и Кьяры, но и их родителей. А глубокий старик синьор Тавиани только-только вступал в пору зрелости.

Кто все эти люди и какое отношение они имеют к Лео и Себастьяну?

А они имеют, иначе их портреты никогда не появились бы на стене в доме близнецов. Это их родственники? Члены клана, которые принимали участие во Второй мировой? Но никто из десятерых не похож друг на друга, и все они вместе не похожи ни на Себастьяна, ни на Лео. Ни одной сходной черты, ни одной похожей улыбки, даже хмурятся они неодинаково.

Самый юный, и тот больше похож на Алекса, чем на кого-то из близнецов. Кто все эти люди?

Алекс теряется в догадках.

Возможно, кое-что могли бы объяснить листки из обычных блокнотов: белые, розоватые, нежно-голубые, они крепятся к матам булавками (так же, как и снимки). Но информация, которую находит в них Алекс, довольно скупа. Имена, названия городов, возраст. Выглядит это примерно так:

МАССИМО ФУЛЬЧИ, ГЕНУЯ, 27 ЛЕТ

или:

ГРИЛЛО МАНАССИ, КАЛЬЯРИ, 24 ГОДА

или:

ДАНИЭЛЬ СЕЛЕСТА, САЛЕРНО, 28 ЛЕТ

или:

АЛЬБЕРТО КЛЕРИЧИ, ВИАРЕДЖО, 27 ЛЕТ.

Алекс никогда не был ни в Кальяри, ни в Салерно, но несколько раз навещал тетю Паолу в Виареджо. И неплохо знает город. А вот дом на снимке, составляющем единое целое с листком, который посвящен Альберто Клеричи, ему незнаком. В этом нет ничего странного, мало ли домов в Виареджо? Снимок дома (в отличие от фотопортретов) сделан не так давно, это стандартная цветная фотография 10 на 15. Первый этаж отдан на откуп сетевому магазину «Бенеттон», плакат в витрине косвенно указывает на дату снимка:

Inverno — 2009.

Зима 2009, что делал Алекс зимой две тысячи девятого года? То же, что и в последующие зимы, то же, что и в предыдущие. Сидел безвылазно в К., изредка отвлекаясь на кубок Мира по горным лыжам, биатлон и комиссара Рекса. А-а, на Рождество он съездил к родителям, чтобы в очередной раз не застать там Кьяру.

Был ли он влюблен зимой 2009 года?

Ужасно, но Алекс совсем не помнит. Он не помнит, в какую из зим сноубордист Михал увел у него девушку, но как замечательно было бы оказаться сейчас в Виареджо, в той точке, откуда сделан снимок! Или в Генуе, или в Салерно, или в приморском Бари. Даже его собственный заштатный городишко кажется Алексу средоточием света и тепла, эдаким развеселым Лас-Вегасом; сладкой вишенкой, воткнутой в слоеный пирог гор.

Для счастья сгодился бы любой поселок, любая деревушка, где нет перебоев с электричеством, где исправно функционирует отопление! Где можно без всякой опаски открыть входную дверь и увидеть улицу, а не темные массы спрессованного снега. Жаль, что в природе не существует силы, способной перенести туда Алекса. Придется выпутываться самому.

Едва ли не каждый из портретов снабжен фотографией города, откуда (как предполагает Алекс) родом каждый из солдат. Все городские снимки — сочные и яркие. Они наполнены красками, пусть это и цвет фасадов домов: именно дома составляли основную цель неизвестного фотографа.

Окна домов.