В плену Левиафана

Игнасио лишь улыбается в ответ. И призывает Алекса помолчать, не тревожить иней на стеллажах бесполезными вопросами: улыбка перечеркнута указательным пальцем, приложенным к губам. Что означал этот жест в те времена, когда в «Левиафане» царило тепло? И что он означает теперь? Не стоит производить излишний шум, имеет смысл прислушаться к дому? Но все последние часы Алекс только то и делает, что прислушивается. И ни одного дельного совета так и не услышал.

Вот и Игнасио — он ни за что не поделится секретами «Левиафана» и его исчезнувшего владельца. Он ничуть не лучше калеки Сэба…

Пожалуй, лучше.

Алекс недооценил ловкого инженеришку: всего-то и нужно было, что повнимательнее присмотреться к панно. Орлы синхронно повернули головы вправо, склоны гор укутаны снегом лишь с правой стороны. По ряби в нарисованном ручье можно судить о том, как и куда он течет — от левого края панно к правому. Справа от панно, метрах в пяти, находится стена с ящиками «Do not turn over!», уж не на них ли указывают герои граффити?

Вскрыть самый ближний ящик оказалось секундным делом. Под крышкой обнаружились какие-то металлические втулки, завернутые в промасленную бумагу и уложенные в несколько рядов. Вынув с пару десятков деталей, Алекс добрался до маленькой турбины со сверкающими лопастями: она была упакована в куски пенопласта. Это может быть частью генератора, а может — какого-нибудь другого механизма, чье предназначение неясно. Водяная мельница, бур? Как бы то ни было, запустить, а уж тем более собрать ее Алекс не в состоянии. В ящике не нашлось даже технического паспорта, объясняющего предназначение турбины и втулок, Алекс разочарован. И орлы, и горная гряда, и сам летний Игнасио указывали на что-то слишком явно.

А если бы Лео поставил ящики в другой конец подвала? К свободной стене? Игнасио продолжает улыбаться и подпирать пальцем губы, что-то здесь не так.

— Дело ведь не в ящиках? — слова, выпавшие изо рта Алекса, корчатся от холода и жмутся друг к другу: деловедьневящиках? И держать фонарик становится все более проблематично, перчатки остались в куртке, а куртка — в каминном зале. Прежде чем спускаться в подвал, Алекс должен был утеплиться.

И он должен был подумать о последствиях.

Иначе, чем плачевными, их не назовешь.

То есть это сейчас Алекс думает, что они плачевные. Сейчас, когда ужас ситуации еще не до конца овладел им. Через полчаса, а может, и раньше, когда столбик термометра упадет еще на несколько делений, найдутся другие эпитеты и сравнения. Более апокалиптические. И мансарда на третьем этаже покажется ему самым настоящим раем, не говоря уже о зале с камином. Там, наверху, есть самое главное: огонь, спички, свечи. В пасть камина можно бросить книги, журналы, детали мебели: все то, что горит, что является источником тепла и может хоть как-то поддержать жизнь. Последние несколько часов он держал в голове каминный зал и даже хотел обустроиться там и перетащить Сэба.

Жаль, что он этого не сделал, а поперся в подвал, влекомый едва слышным ароматом ложных нарциссов. Он ошибся — здесь, в прямой кишке «Левиафана», он далек от нарциссов как никогда раньше. Ни один запах не продержится здесь дольше минуты, он замерзнет и умрет. Та же участь ждет Алекса, потому что маленькая железная дверь в подвал заперта.

Он обнаружил это минуту назад, когда решил подняться за курткой и перчатками. Раньше ему казалось, что ни один звук не прошмыгнет мимо, ни один не останется незамеченным: в беспросветной, хрустальной тьме «Левиафана» любой шорох усиливается многократно. Так почему он ничего не услышал? Не услышал, как кто-то (кто?) подошел к двери и задвинул засов. Да и был ли на этой чертовой двери засов?

Алекс силится вспомнить, представить дверь, но вместо этого в голову, во всех подробностях, лезут фрагменты совсем других дверей: дверца арсенала, входная дверь в сам «Левиафан» и, конечно же, дверь на втором этаже, за которой ничего изменить нельзя.

Он оставлял дверь в подвал распахнутой настежь, но, взлетев по ступенькам, нашел ее плотно прикрытой. У Алекса не было ни секунды времени, чтобы зафиксировать в мозгу эту неточность пейзажа, это маленькое несоответствие. Он просто ткнул в железо ладонью и не почувствовал ответного движения.

Дверь не поддалась.

Все еще не веря в происходящее, несчастный парень уперся в нее плечом и надавил что есть силы. Никакого результата, проклятая дверь не сдвинулась ни на волос, она словно заварена автогеном!.. Но ведь этого не может быть, здесь некому бродить по комнатам, спускаться и подниматься по лестницам, пускать в ход газовую горелку. Обездвиженный Сэб сделать это не в состоянии, мертвый Джан-Франко — тем более.

— Эй! — крикнул Алекс. — Что происходит?! Выпустите меня!!! Сэб, это ты так шутишь, засранец? Выпусти меня, Сэб!..

Ответа не последовало. За дверью стояла мертвая тишина, как будто сам «Левиафан» затаил дыхание и молча наблюдает за Алексом: «Попался? Что-то предпримешь теперь?»

Кричать бесполезно, звать на помощь тоже.