В плену Левиафана

По этому запаху. Волнующему и опасному.

На чем зиждется эта уверенность — непонятно. И почему он вообще вспомнил о молодой женщине со снимка? Нет цветов безобиднее ложных нарциссов, с каких пор в их аромате появился привкус опасности?

Всему виной отравленное облако тумана.

После того как оно прошло сквозь него, изменилось не только время, не только пространство, — сам Алекс изменился. И продолжает меняться каждую минуту. Нет, ему по-прежнему холодно, он по-прежнему ощущает себя братом и любящим сыном, он торгует рубашками в магазинчике на центральной площади К., а до этого имел неудачный опыт продажи домов. Он любит сериал «Комиссар Рекс» и нефильтрованное пиво, он собирается жениться на девушке по имени Ольга, он принимал участие в трех похоронах, трех крестинах и одной свадьбе, он первым обнаружил тела двух мертвецов, у одного из которых украл запонки, вот черт!.. Не нужно было трогать эти дурацкие запонки! Он радиолюбитель, что еще?! Его сестру зовут Кьяра, в молодости его родители совершили круиз вокруг Апеннин и занимали каюту номер NOTHING CAN BE DONE, нет, не так, проклятье! На двери их каюты была табличка с номером NOTHING CAN BE DONE…

Проклятье, проклятье, проклятье!

Номер 31. Каюта номер тридцать один! Бывшего работодателя Алекса зовут синьор Моретти, нынешнего — синьор Пьячентини, синьора Паглиа — аптекарша, близнецы Эрик и Аннета — внуки герра Людтке, заведующего Центром скалолазания, а родители Алекса во время круиза вокруг Апеннин по двадцать раз на дню открывали и закрывали каюту под номером NOTHING CAN BE DONE.

Проклятье!

Номер 31. Каюта номер тридцать один!

Его сестру зовут Кьяра, она криминальный репортер, а в свободное от убийств время любит прошвырнуться по миру. Алекс, напротив, домосед, весь его послужной список состоит из Тренто, Больцано и Вероны, да еще Виареджо, где жила покойная тетя Паола. Он мечтал о поездке в Порту, но отважился лишь на билет, в котором конечным пунктом значится Каттолика…

…значится Кальяри…

…значится Салерно.

Ч-черт! Где живет сейчас его девушка, та, что была до Ольги и до всех остальных, совсем уж мимолетных? Та, что сбежала с чехом по имени NOTHING CAN BE DONE, сноубордистом?.. Лучше вообще ни о чем не думать, не пытаться составить список имен, личных предпочтений и событий, которые происходили когда-то, включая похороны, крестины и кражу запонок. Иначе и без того некрепкий, взболтанный последними событиями рассудок повредится окончательно. Лучше не замечать, как полушубок начинает жать в плечах, а ведь из всего вороха старого тряпья Алекс выбрал именно тот, что был впору! Лучше не замечать, что становится теплее: тепло идет не снаружи, а изнутри, от самого Алекса. На первый взгляд ничего удивительного в этом нет: по лестнице он поднимался довольно быстро, вот и разгорячился, вспотел.

Но лоб у Алекса холодный, по вискам не струится пот, и шея под воротником не взмокла. И несмотря на затраченные усилия, он не потерял дыхания и чувствует себя вполне сносно. Как если бы был спортсменом, одним из завсегдатаев Центра скалолазания. Алекса лишь немного беспокоит нерезкая боль в правом плече, но ее можно списать на брезентовый капкан, в котором он пробыл намного дольше, чем следовало. Но все это можно пережить — только бы выбраться отсюда!

…Лестница закончилась внезапно, и вместо очередной металлической скобы Алекс обнаружил перед собой пустоту. Он уткнулся лицом в тот самый недоеденный кусок пухлого пирога, при ближайшем рассмотрении оказавшийся туманом. Остатками тумана, за которыми смутно проглядывались очертания еще одного тоннеля. В нижних рукавах не было видно ни зги, здесь же царили ранние сумерки. Подтянувшись на руках, Алекс выбросил тело на каменный пол и несколько секунд лежал неподвижно, сжимая и разжимая пальцы. Плечо болело все сильнее, и это меньше всего напоминало тупую мышечную боль. Что-то подобное он испытывал много лет назад, в детстве, когда сковырнулся с велосипеда и плашмя рухнул на торчавший из земли металлический штырь. Штырь протаранил бок, но жизненно-важные органы не задел, так что Алекс отделался легким испугом, да еще десятью швами, наложенными на рану.

Но ведь он не ранен!

Он не падал ни на какие прутья, а брезентовая удавка лишь сдавливала его руку все то время, что он наблюдал за фантомами Кьяры и метеоролога. Но с этим он разберется позже, есть вещи поважнее, чем саднящее плечо.

Тоннель.