В плену Левиафана

О том, что «Левиафан» — проклятое место и лучше не попадать сюда вовсе. Но Кьяра уже здесь! Возможно, ей тоже угрожает опасность. Убивший или убившие бармена могут нацелиться и на нее.

— Кьяра! — снова начинает вопить Алекс, из последних сил пытаясь освободиться от брезентовой удавки. — Ответь же мне, Кьяра!..

То, что происходит потом, логическому объяснению не поддается: мертвый узел ослабел и его легко можно развязать пальцами, на это у Алекса ушло три секунды. Рука снова свободна, о долгом плене напоминает лишь покалывание в ней. Да еще то, что он пока не чувствует пальцев и не может толком держаться за скобу. До сих пор Алекс был пленником ремня, а теперь он свободно повис на металле и вот-вот соскользнет вниз.

Подхватить его удалось в самый последний момент, и Алекс тут же вспомнил: что-то насторожило его в ремне за несколько секунд до того, как сквозь жерло шахты прошло туманное облако. Длина!.. Обрывок брезента показался ему ощутимо длиннее. Так и есть, он длиннее ровно вдвое, и с обоих концов теперь болтаются карабины. В кармане его полушубка лежали две тонких шлеи — не могли же они соединиться в одно целое! Это противоречит здравому смыслу! Алекс — не фокусник, не какой-нибудь Гудини, не Дэвид Копперфилд, как такое могло произойти?

Он не в состоянии толком рассмотреть ремень, для этого недостаточно света, а фонарик улетел в бездну. Напрасная жертва, ведь достучаться до Кьяры Алексу так и не удалось. К глазам снова подступает темнота, лишь где-то наверху, метрах в пятидесяти (а может, пятистах, верить здешним расстояниям нельзя), проглядывает какое-то мутное светло-серое пятно. Туда ушел туман, туда же нужно подниматься и самому Алексу, ведь другого пути нет. Надежда на то, что за серой мутью его ждет спасение, тоже невелика, но и оставаться здесь бессмысленно. Все было бы совсем по-другому, если бы Кьяра или Лео услышали его. Но связь все это время была односторонней, а теперь пропала и она. Наверное, она пропала раньше, когда именно — Алекс, увлеченный внезапно всплывшими в памяти подробностями отъезда сестры, не заметил. А теперь вынужден констатировать — голоса Кьяры и метеоролога больше не тревожат его ушей.

Треск и шорохи пропали вместе с голосами, в шахте царит оглушающая тишина.

Чтобы хоть как-то противостоять ей, молодой человек ударил ребром ладони по скобе, а потом тихонько постучал по ней ногтями. В обоих случаях звук получился глухим и не отскочил от стен, как можно было предположить: замкнутое и полое внутри пространство всегда выполняет функции гигантского резонатора. Это пространство пожирает не только предметы, но и звуки, — так было с палкой и металлической трубой, то же произошло с верным «Mag-Lit’ом». Единственная связь с реальностью — Кьяра и ее спутник, но, похоже, и этой реальности приходит конец.

В этом можно убедиться, повернув голову.

Стекла больше нет. Нет комнаты, в которой Кьяра курила свои сигариллы, а Лео пытался разлить вино по бокалам и касался ее волос. Вместо них Алекс натыкается на стену, в двух метрах от него — глухая стена!

Теперь ему стало по-настоящему страшно, и никакого объяснения произошедшему не находилось. Окно появилось в стене вместе с туманом — появилось неожиданно и так же неожиданно исчезло. Очевидно, псевдотуман и вправду ядовит, часть отравленных паров забралась Алексу в ноздри и вызвала видения. Пугающе реальные видения, ведь он помнит мельчайшие подробности картинки. Помнит лицо Кьяры, каждую мелкую морщинку на нем, как будто рассматривал сестру сквозь увеличительное стекло. Он помнит осиные глаза Лео и как они потемнели, стоило сестре упомянуть о Джан-Франко. И разговор…

Даже сейчас Алекс в состоянии воспроизвести любой его фрагмент, в этом и заключается ужас ситуации.

Если Кьяра, Лео и комната — всего лишь мираж или плод его собственного воображения, простимулированного ядовитым облаком, то к чему отнести разговор? В нем упоминались вещи, о которых Алекс не знал, не мог знать. Например, болезнь Сэба — боковой амиотрофический склероз, он и понятия не имел ни о ее существовании, ни о симптомах. Или то, что Сэб и кошка Даджи навещают Лео во сне и ведут с ним долгие и вполне осмысленные диалоги. И что идея переселиться в «Левиафан» тоже принадлежала Сэбу, он же подкинул брату название дома. И Кьярины пространные рассуждения о психическом состоянии Лео, и намеки на тайну, которую знает Джан-Франко, но не знает метеоролог, — видение не может быть таким подробным, таким долгоиграющим!

Этот разговор — вовсе не порождение его фантазии, подстегнутой туманом; он действительно состоялся, а Алекс просто подслушал его. Хотя «подслушал» — не совсем точное слово, этот разговор ему вложили в уши едва ли не насильно, нафаршировали голову массой деталей и оттенков, — и захочешь, не отвертишься.