В плену любви

Удар об пол был бы болезненным в другой ситуации, но из-за яда Хестор не почувствовал ничего. Похититель вспорол мешок и пинком перевернул его на живот. Понять, где они, принц не успел. Руки тоже потеряли чувствительность, но звук подсказал — рыжий снял оковы с рук и ног, потом ошейник. Еще один пинок перевернул Хестора на живот, и он, наконец-то смог разглядеть, куда его привезли.

Слабоосвещенный зал, заставленный огромными стеклянными колбами. И все бы ничего, но этот запах. И звуки — странное хлюпанье, чавканье, еле слышный, но вызывающий дрожь во всем теле шелест. Будь у Хестора шерсть, она бы встала дыбом.

Дерьмовое, очень дерьмовое и опасное место для демона…

“Где мы?” — хотел спросить он не мог. Ничего не мог, только прожигать похитителя взглядом. А тот вынул кляп у него изо рта, прищурился.

— Ты же у нас змей, верно Гронгард? Значит, будешь рад познакомиться с родственницей.

И он снова поднял свою жертву, чтобы куда-то оттащить, но на этот раз иравийский принц ликовал. Рыжий дурак снял с него блокирующие магию цацки, а паралич от яда вот-вот пройдет, и тогда Хестор ему покажет. Вырвет глотку, разорвет брюхо, выпустит кишки и испражнится на него. Он будет корчиться, подыхать, молить о снисхождении, которого не получит…

Падение на дно стеклянной колбы оборвало поток сладких мечтаний о мести. Здесь, внутри огромной банки тревожный запах был сильнее.

Рыжий опустил крышку, превращая колбу в стеклянную тюрьму. Что он затеял? Стекло не удержит демона, как только пройдет паралич, Хестор вырвется отсюда и все разнесет…

Звук отодвигаемой заслонки ударил по нервам. Принц снова взвыл. Как не хватает возможности просто обернуться, увидеть, что происходит за спиной.

Снова шорохи, но теперь совсем близко. И запах… нет, уже не запах — откровенная вонь.

Перед глазами развернулись бирюзово-алые кольца, из тьмы надвинулась гигантская распахнутая пасть. Все мысли мгновенно выбило звериным паническим ужасом и мысленно принц Гронгард завизжал — истошно, отчаянно, по-бабьи, но в реальности с онемевших губ не сорвалось ни звука. Он молчал тысячи раз умирая от омерзения и ужаса, пока тварь заглатывала его. Молчал, когда едкая кислота растворяла его плоть и кости. Тело не откликалось на приказы, не чувствовало боли, но разум, запертый в темнице из плоти, надрывался, рыдал, требовал действий…

И ничего не мог сделать.

Амфисбена сглотнула последний раз, устраивая добычу поудобнее в своем безразмерном желудке, и вытянулась на полу вольера. Ей предстояла долгая работа по перевариванию внезапно доставшегося деликатеса.

Глава 43. Свобода уйти, свобода остаться

— Нет, я не ваш отец, Риана, — мягко сказал профессор Равендорф. — Я бы никогда не бросил свою женщину. И не допустил бы, чтобы мой ребенок рос без меня.

Мы сидели в его кабинете. Не самое лучшее место для подобной беседы, наверное, но где еще? Пригласить его в ресторан? Позвать на прогулку? Как вообще начать этот разговор — не бросаться же в объятья с криком: “Папа, я твоя доча!”

— Понятно, — выдавила я, опуская взгляд. — Извините…

— Но, думаю, я знал его.

Я встрепенулась. Знал? Это означает…

— Эван Рихтер был личным телохранителем вашей матери. Погиб двадцать три года назад. За шесть месяцев до вашего рождения.

Я вздрогнула. Все-таки погиб…

— Вы знали, что они с мамой… Ну…

— У меня появились догадки, — он невесело усмехнулся. — Но слишком поздно. Если бы я заметил это влечение раньше, отстранил Эвана от обязанностей. Хороший телохранитель не должен испытывать личных привязанностей к объекту охраны. Это непрофессионально и опасно.

А еще это может вызвать ярость самого могущественного демона в империи. Если Равендорф работал на Его Величество, он не мог этого не понимать.

— Через несколько месяцев после назначения Эвана телохранителем произошло покушение. Он закрыл королеву-консорта собой, но был смертельно ранен. Аннет сумела исцелить его силой анхелос. Тогда я понял, что между ними что-то есть. Анхелос могут исцелять только тех, кого любят. Да достаточно было взглянуть на Ее Величество, чтобы все понять, — он смущенно улыбнулся. — Это открытие поставило меня в очень неудобное положение в плане этики. Мы с Луцием были друзьями.

— Вы сказали ему? — в горле внезапно пересохло. Я сжалась, страшась услышать “Да”.

Он медленно покачал головой.

— Я знал, что Луций убьет Эвана. Жену, скорее всего, не тронет — он ее боготворил, дышал ею. А вот соперника Его Величество не пощадил бы. Поэтому я промолчал и потребовал, чтобы Эван уехал. Все бросил и бежал. Побег был единственным шансом спасти его жизнь. Но он отказался. Не хотел оставлять королеву.

Мне на мгновение стало остро жаль отца. Как он мог смотреть на императора, знать, что тот прикасается к его женщине и молча терпеть?

А мать. Каково ей было: оставаться супругой нелюбимого (а может и ненавистного) мужчины, быть так близко от желанного и не сметь выдать себя даже взглядом? Я прошла через это с Дэмианом совсем недавно, и эти две недели показались мне вечностью…