В плену любви

Наталья достала из узелка сверток с едой и разложила перед мальчиком. Голос ребенка вывел Горячеву из этого шокового состояния. Вытирая слезы, женщина повернулась к мужу и, глядя в глаза, спросила:

– Боря, как это произошло?

– Расстреляли, Маш. Расстреляли Зину, – ответил трясущимся голосом Борис Моисеевич.

– Значит, долго боли не чувствовала. Для меня было бы намного больнее знать, что мой ребенок умер в мучениях. Ее похоронили, Борь?

Слезы душили Бориса Моисеевича. Он не мог говорить. Только мотнул головой.

– Хорошо. Когда немцев прогонят из города, мы ее обязательно навестим. Да, Борис? – тихо, без всяких эмоций сказала Мария Петровна, глядя куда-то вдаль, и обняла Сашку.

– Да, Машенька.

– А кого это вы тут привели? – спросила Горячева, убирая с распухшего от слез лица волосы, и направилась в сторону Натальи и ее сына, который уминал за обе щеки вареные яйца и картошку. – Как тебя зовут?

– Пашка, – ответил с набитым ртом мальчишка. – Тетя, ты не плачь! Мне дядя Леша сказал, что скоро придут наши и побьют всех, всех немцев, – продолжал мальчик и погладил женщину по руке.

– Конечно, Паша, придут! Куда они денутся! – сказала Горячева и ласково потрепала мальчика за волосы.

Тем временем Садовников с Горячевым допрашивали мужчин. По остаткам одежды они действительно были похожи на военнопленных. Документов никаких при себе не имели, так как бежали с поезда, который попал под бомбежку. Их везли в концлагерь в Германию, но началась бомбежка. И все, кто уцелел, кинулись в лес. Все четверо были рядовыми. По лесам ходили почти неделю. Увидели на полянке женщину и мальчика. Не ожидали, что у них будет оружие, и без всякого страха вышли в надежде разжиться какой-нибудь едой. А обернулось все тем, что их взяли под прицел и держали на мушке битых три часа, до выяснения личностей.

– Боря, можно тебя на минутку, – отозвал в сторону Садовников Горячева.

– Да, Алексей.

– Борь, давай так. У нас тут, вроде, что-то наподобие отряда собирается. Командир должен быть один. Предлагаю руководить отрядом тебе.

– Леш, послушай, я сейчас не готов, – отмахнулся Горячев.

– Боря, как раз и готов! У тебя опыта гораздо больше! Появится кто со званием, так нет вопросов, Борь. Так что давай, не дури головы. Так и переболит быстрее все.

– Ладно, Леш! Раз так, то пошли к мужикам. Вроде правду говорят. На уголовников уж точно не похожи, – сказал Горячев и направился к группе мужчин. – Значит так, товарищи! Зовут меня Борис Моисеевич Горячев. Предлагаю вам партизанить с нами, товарищи. Если согласны бить немца с нами, то оставайтесь. Если нет, то идите, держать не будем. И стрелять тоже не будем. Не имеем такого права. Но вот если попадетесь нам в полицейской форме, то не обессудьте. Собакам – собачья смерть! Большинством голосов, а их совсем немного, командиром отряда буду я. Что скажете, товарищи?

– Так что и говорить? Остаемся! И дело с концом! Искать линию фронта – все равно что опять к немцам загреметь в плен. А здесь, пожалуй, из леса немца и постреляем. А придут наши, так дальше служить пойдем! Верно, солдаты? – высказался мужчина, что постарше.

– Да, тут и думать нечего, мужики, – поддержал его еще солдат.

– Тогда так, товарищи! Сейчас накормим вас и подумаем заодно, как дальше действовать будем.

Горячева все поддержали. Женщины собрали поесть. Люди сели возле костра кружком. Ели молча. Солдаты наслаждались вкусом еды после недели бродяжничества по лесам. Садовников с Натальей сидели рядышком и комментировали Пашкины действия. Ребенок уже наелся и пытался найти себе развлечение. Мария Прохоровна сидела от всех поодаль и, обхватив руками колени, смотрела в одну точку.

– Машенька, иди поешь, – позвал Борис Моисеевич супругу.

– Боря, ты не переживай. Я в порядке. Немного попозже.

– Хорошо, Маш, тогда, может, достань пока в рюкзаке, в тулупе, машинку пишущую. Ребята раздобыли. Да бумагу.

– Хорошо, Боря.

Горячева отряхнулась и пошла к рюкзаку. Установила машинку на пенек и, немного повозившись с ней, застучала по клавишам. Через минут пятнадцать Мария Прохоровна выдернула лист из валиков и отдала Борису Моисеевичу в руки. Горячев пробежал глазами по строчкам, встал и начал читать вслух:

– Дорогие жители города! Товарищи! Красная Армия бьет немцев. Не верьте, что немцы скоро будут в Москве. Товарищ Сталин не допустит этого НИКОГДА! Бойцы Красной Армии сражаются под градом пуль за наши города, за наших детей и матерей. И придет скоро время, когда фашисты побегут с нашей земли, поджав хвост! Вот тогда у вас спросят: «А что вы сделали для победы, что вы сделали для Родины?» Поэтому бейте гадов, бейте фашистов! Гоните с нашей земли! Правда за нами! Это наша земля! Не дайте вашим детям гибнуть от рук фашистов, не дайте им жить в рабстве! Родина с вами, товарищи! Сталин с вами!

Закончив читать, Горячев поднял глаза. Его небольшой отряд слушал это обращение стоя. По глазам этих людей Горяев видел, что они не просто его слушали. Каждое слово они пропустили через себя. И каждый готов был действовать, согласно этой, первой листовке.