В плену Патория

Мои руки дрожали, и обожженные ладони начали саднить, но я не обращала внимания на боль. Склонилась над волком и поняла, что он не дышит. Легла с ним рядом, обняла, касаясь мягкой шерсти, и закрыла глаза. Мне хотелось умереть вместе с ним. Прямо здесь и сейчас! Чтобы больше никогда не испытывать той душевной боли, что выворачивала меня наизнанку и убивала во мне все живое и светлое.

На задворках сознания слышала мягкие шаги и чье-то дыхание, а потом и вовсе растворилась в протяжном жалобном вое сотни волков стаи, но так и не отрыла глаза, чтобы увидеть, что происходит вокруг.

Как же странно было ступать по той же позорной аллее, где еще совсем недавно в меня бросали камни те же самые женщины, что сейчас прозрели. Они рыдали и падали на колени, а я смотрела на них и понимала, что пришел конец власти колдуна, что мой побег стал катализатором происходящего.

Я шла одна. Все та же истерзанная и уставшая девушка. На вид сильная, а внутри слабая и ранимая. Волосы на затылке зашевелились от страха, что все еще царил в глубине души. Я держала в руках мерцающий сосуд, осознавая, что в нем заключено самое настоящее зло нашего мира и дрожала. Боялась уронить и разбить. Боялась так, что готова была умереть в ту же секунду.

Миран пожертвовал собой ради свободы моего народа, и я не должна сейчас его подвести.

– Я хочу помочь, – протянул ко мне руки Лодан. Тот самый оборотень, что нес меня на руках в Паторий.

Я не смогла вымолвить в ответ и слова. Обернулась, рискуя споткнуться и упасть, но иначе поступить не могла. Моего волка стая несла на руках, окутывая своей мощью со всех сторон. Их преданность и сила вырвала вожака из лап смерти. Сердце моего Мирана билось, и я чувствовала, как мое уставшее от горестей счастье теплится в груди. Я очень хотела домой. Назад в Паторий подальше от проклятой резервации Лаира.

– Позволь, – приклонялся передо мной Логан, а я мотнула головой и резко свернула с аллеи. Я должна это сделать сама! Должна собственноручно покончить с ужасом, заключенным в сосуд благодаря Дагашу.

Шла, не разбирая дороги. Так долго шла, что околела от холода. А когда сил совсем не осталось, упала на колени и впилась в сырую землю руками.

Начала рыть яму в состоянии полной агонии, со слезами на глазах, со стонами и криками, с проклятиями на губах. И вскоре сама не поняла, как стесала кожу на руках в кровоточащие раны и вырыла глубокую яму. Схватила кувшин и с отвращением бросила на дно этой могилы.

– Арния! – звонкий женский голос вырвал меня из сна так резко, что я забыла, как дышать. – Ты меня слышишь?

– Слышу, – шепнула в пустоту, намереваясь снова погрузиться в беспамятство.

– Стая ждет. Пора его показать.

Взгляд прояснился, и лицо матери предстало во всей красе. Только спустя минуту я увидела позади нее улыбающуюся Халу.

– Не буду, – взглянула я на колыбель и сердце предательски заныло.

Как? Разве они примут? Разве поймут? Уж лучше до конца своих дней не выйду из шатра!

– Приказ Мирана! – надавила голосом Хала.

Я сглотнула ком в горле, прогоняя страшные воспоминания о той лютой битве в Лаире, что снилась мне каждую ночь и не отпускала ни на минуту.

– Я покажу, – прошептала еле слышно и встала с постели. Подошла к кроватке и склонилась над ней, протянув руку к крохотному свертку. Нежно гладила дитя и специально слишком медлила, ведь мама заговорила вновь.

– Он наследник клана. Ты обязана показать его стае. Не бойся. Они примут.

Что она могла знать о жизни Патория? Таких, как мой малыш, оборотни испокон веков уничтожали или выбрасывали, словно мусор.

– Дай мне время, – развернула я кружева пеленок и посмотрела на сына. Что-то екнуло в сердце и мышцы сжались от натянутых тонкой нитью нервов.

Малыш родился перевертышем. Одна часть его лица была покрыта белой шерстью, а другая повторяла мои истинные черты. Я не могла не вспомнить Дагаша, истерзанное тело которого лежало тогда у камина. Слезы покатились по щекам. Я давно не плакала. Миран не позволял. Поддерживал и говорил, что с рождением этого ребенка изменятся не только законы, но и уклады стаи. А я боялась. Так боялась за свою необычную кроху, что готова была скрывать его от посторонних глаз всю свою жизнь!

– Милая, – вошел в шатер вожак и протянул мне руку. Насупился и смутился, но все же улыбался самой обворожительной улыбкой, на какую был способен. Поцеловал меня в плечо с особой нежностью и прошептал на ухо: – Элиа особенный. И в том его сила!

Миран достал сына из колыбели и мимолетно взглядом подал замысловатый знак сестре. Без сомнений раскрыл его лицо, освободил от пеленок и прижал к себе, поддерживая головку. Взял меня за руку и повел к выходу. На пороге мы задержались, и сердце пропустил удар, но теплые объятия матери вдохнули больше сил. Хала коснулась его плеча и тихо зарычала, давая понять, что ради нас порвет любого.

КОНЕЦ