В плену у мертвецов

Суккуб хнычет и поворачивается. В профиль видно, что у девчонки Суккуб выпуклый, надутый, как у рахитов или беременных, толстенький животик. Видны большие половинки задницы Суккуб. «Наклонись вперёд!» – приказывает Хер. «Теперь разведи руками свои булки! Ох, какие у тебя глубокие, большие булки, девочка! Наклоняйся ещё! Вот так! Обозначилась твоя дыра. Она мокрая! Она такая мокрая, потому что хочет получить мою красную палку в себя и потом долго ехать, подпрыгивая, ёрзать на этой палке. Дыра мокрая от волнения, от ожидания палки. Пяться сюда, девочка, ко мне на колени! Придерживай булки и хнычь. И оглядывайся на мой хер!»

Суккуб пятится и хнычет. Хер хватает Суккуб за булки и грубо поворачивая её голову целует в губы, глубоко засовывая язык ей в рот. И насаживает девчонку на хер. «Хорошо ли тебе, девица? Царапает ли хер твои стеночки?»

«Царапает, папочка Хер. Царапает. Ой, давай кататься, скорее и быстрее! Быстрее! Скорее! Скорее! Быстрее! Скорее!»

Хер подбрасывает Суккуб волосатыми коленками и приговаривает: «Поехали, поехали/ В город за орехами./ На пиздёнке нет волос/ Эта писька-хуесос!»

«Хуесос! Хуесос! – стонет радостный Суккуб, – Поехали! Поехали! Поехали!» – в истерике орёт Суккуб.

Кончают они вместе. «Засосала тебя», стесняясь мычит обмякший Суккуб.

В этой и подобных сценах похоти, персонаж «Он» всегда анонимен. Я никогда не ревновал свою самку к определённой личности. Я ревновал свою самку к Самцу, а Самец – это тоже и я. В только что приведённой сцене соития с Суккуб, Хер – это тоже я. У него нет лица и никаких личностных примет. В определённый момент он замещает меня, начинает произносить мои реплики. В сцене важна «Она». Она всегда имеет все личностные черты и детали, какие необходимы. Обычно «Она» – слепок с последней по времени возлюбленной. Это Лиза с чертами Лизы и Суккуб с чертами и деталями девочки N. А «он» – это Хер и я. Я и хер. Или «они» – это хуй.

Тюрьма полна Лиз, Херов, Суккубов. Исходя из расчёта это только у меня две пассии: Лиза и Суккуб, а в камере ещё двое обитателей: боевик и мошенник, и у них у каждого должны быть по две пассии, то всего в нашей камере присутствуют шесть пассий. А если у них по три сожительницы, что весьма вероятно, поскольку каждый из них на четверть века моложе меня, то восемь пассий присутствуют в камере №32. И мужчин-самцов в нашей камере, если исходить из расчёта, что у Лизы есть Олег и Давид, а у Суккуб кроме меня ещё есть любовник Хер; то есть в общей сложности трое. Кроме меня, с моей стороны обитают ещё трое. Если предположить, что столько же мужчин у боевика и мошенника, то получается что нас девять плюс три – двенадцать мужчин. Двенадцать мужчин и восемь женщин совокупляются, таким образом, в нашей камере.

Представьте себе, в камере размером 7,5 шагов в длину на 3,5 шага в ширину.

В этих расчётах зарыта загадка книг маркиза де Сада (правильнее называть его графом, г-н Топоров, ибо граф де Сад – его унаследованный титул. Титул «маркиз» он носил где-то в середине жизни, ещё до тюрьмы). А именно здесь зарыта в этих расчётах загадка многолюдности книг Сада. Вы помните, сюжет «120 дней Содома» – четыре старых развратников уединяются на зиму (отсюда 120 дней – четыре зимних месяца), где имеют каждый по энному мультиплицированному количеству женщин и мужчин. Эти женщины и мужчины того же характера, что и Лиза, Суккуб, Хер, Олег, Давид. Это тюремные призраки: Суккуб и её сёстры, и их Херы. Пирамиды тел на старых гравюрах, иллюстрирующих романы Сада таким образом не вымышлены – это реальные участники тюремных мистерий Сада. Пирамиды из тел готовы составить мы, несчастные узники, лишь бы кое-как удовлетворить свои желания, распалённые отсутствием женщин. В этих многолюдных (без преувеличения будет справедливо будет называть их «концертными») сборищах Дыр и Херов, присутствует только одна материальная, живая субстанция, это сперма узника, расплёсканная меж грубых тюремных простыней.

Но эта сперма одновременно доказательство того, что призраки не менее вещественны, чем люди. Вовсе не напрасно средневековые монахи сурово карали себя, назначая себе ношение вериг и убивающие плоть посты за совокупление с Суккуб, если монах был мужчина. К женщинам-монахиням приходил соблазнять их мужской призрак – Инкуб. Монахи и монахини так же сурово карали себя за связь с Суккуб и Инкубом, как за связь с живыми облачёнными осязаемой плотью, блудницами и блудниками.

О нет, Суккуб, толстая школьница! Для меня ты не греховна, я перевернул средневековое учение наизнанку, дабы хитрым зэкам наебать надзирателей и судейских. Ты, Суккуб – моя верная покорная рабыня с шелковистыми бёдрами. Сладкая рабыня, безропотно выполняющая все мои прихоти. Угодливо массируешь ты себе одну и ту же сиську, хнычешь, когда следует, и запускаешь себе руку в трусы. Суккуб, я люблю тебя. Я люблю тебя дольше чем любил всех моих жён! Нестареющая, вечно дочка, вечно юная, о, Суккуб!