В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет

Как же произошло это Netzvergessenheit (забвение сетей)? В теории, когда сеть становится слишком большой, она распадается, а потом собирается заново на более высоком уровне – превращается в «сеть сетей». Если в 1990-е годы некоторые из этих динамических процессов были буквально на виду, то в наши дни основополагающие сетевые принципы – децентрализация, распределение, федерализация – кажутся прекрасными, но утопическими и совершенно неосуществимыми. Как обычно и бывает, проблемы начались на пике развития. Когда в конце 1990-х – начале 2000-х годов население интернета начало расти в геометрической прогрессии, диверсификация достигла критической точки. Пользователи стали стекаться на одни и те же сайты. В концептуальном смысле начало Web 2.0 было положено «безмасштабными сетями» с экспоненциальным распределением. Это означало смену парадигмы: с представлением, будто у сетей есть верхний предел, после которого они распадаются и почти естественным образом создают новые узлы, было покончено [17]. Шаг от безмасштабных сетей к концепции платформы был небольшим, но занял почти десятилетие – до 2010 года, когда Тарлтон Гиллеспи впервые сформулировал принципы будущей экономики интернет-платформ.

Основанная на математике «наука сетей», уже пережившая свой расцвет, продолжает молчать о «принципе безмасштабного бреда» (the law of scale-free bullshit). Разработчики сетей помалкивают и изображают невинность. Какие-то сомнения выразил разве что основатель 8chan Фредрик Бреннан: «Есть такая идея, что при неограниченной свободе слова будут побеждать лучшие идеи. Но я уже в ней не уверен. Я ведь был администратором 8chan и видел, что происходит: самые успешные мемы – те, которые больше других провоцируют гнев» [18]. Перефразируя Юджина Такера, можно сказать, что апогей человеческого – в способности раздражать другого.

Аналогичная история произошла с акторно-сетевой теорией, которая просто не могла учесть в расчетах темную сторону социальных медиаплатформ. Всё это не должно было случиться. Стало слишком очевидно, что для школы Латура с ее «мэппингом без идеалов» политэкономия оказалась слепым пятном. В какой-то момент, начиная с конца 1990-х годов, академики и теоретики перестали успевать за стратегией гиперроста Кремниевой долины и ее венчурными капиталистами, которые по принципу «двигайся быстро и ломай преграды» тихой сапой финансировали переход от неолиберальных рынков к созданию монополий. Мудрость для избранных говорит нам, что конкуренция – удел проигравших. Идея того, что боты – тоже действующие субъекты, когда-то казавшаяся незаурядной, потеряла значение.

Зепп Эккенхауссен, в прошлом студент-активист, а ныне научный сотрудник Института сетевых культур, особо обращает внимание на роль сети как бизнес-модели. «Сети генерируют данные, а данные – это деньги. Само собой разумеется, это не обычные пользователи. В такой модели из сети постоянно извлекается прибавочная стоимость. Не секрет, что это происходит в социальных медиа, но и в самоорганизованных сетях солидарности тоже. Похоже, что эти механизмы работают тем лучше, чем сильнее изоляция прекарных субъектов и чем больше она ощущается – например, в художественной среде. Тоска по сообществу делает нас легкой добычей. Готовность свободно делиться и устанавливать искренние связи может легко привести к „огораживанию общего“. Вспомним, как ученые попали в бизнес-ловушку academia.edu: загружая все свои тексты на сайт, они были совершенно уверены, что делятся ими только со своим сообществом и что их труд не станет предметом эксплуатации» [19].

Нильс тен Увер, активист и исследователь, изучающий тему данных, подчеркивает аспект невидимости сетей: «Они упорядочивают наши жизни, общества, машины и города. Когда сети проявляют себя, это выглядит почти абсурдно: мы знаем, что они есть и хотим их видеть, но они всегда остаются скрыты хотя бы отчасти. Они ускользают от полного постижения. Это происходит вне зависимости от того, что мы строим поверх сетей для того, чтобы они казались взаимосвязанными, централизованными и едиными. Сети в фундаменте становятся видимы только в моменты перемен, разрывов и кризисов». Нильс считает, что сети существуют, но не любят лишнего внимания: «Сеть – это сложная совокупность, множественность без четких границ, и она не функционирует так, как от нее ожидают. Ее нельзя полностью увидеть и понять. Посеяв хаос в мире, сети возвращаются туда, где им самое место, – в подполье. У движений, построенных поверх сетей, может быть две судьбы – либо раствориться обратно в распределенную структуру сети (и остаться движением!), либо подвергнуться централизации – в таком случае они остаются замкнуты в пределах самой сети, следуя логике институционализации. Нужно мыслить масштабно, но не рассчитывать на многое. Нет ничего дурного в том, чтобы быть в подполье» [20].