В подполье можно встретить только крыс…

— Удостоверение личности! — потребовал НКВДист, у которого в руках была какая-то бумажка. Он проверил удостоверения, сличив наши фамилии с написанным в бумажке.

— Следуйте за мной. Строго по моим следам. Отклоняться опасно.

И мы пошли. Вскоре новое: «Стой!» и новая проверка документов. Наш провожающий исчез.

— Проходите.

И проверяющий показал нам на дом. Эдакий передвижной дворец. Пошли. У входа еще одна проверка удостоверений. И наконец нас завели в приемную. Полковник, видимо, для поручений, указывая на стол у стены, распорядился:

— Развертывайте карты здесь!

В это время, вертя задочком, вошла девушка, видимо, из того булганинского гарема, о котором говорил весь фронт. Она мило улыбнулась и поставила на стол в центр поднос с печеньем и сахаром.

— Я здесь развертывать карты не имею права.

— А в чем дело?

— Сюда имеют доступ посторонние лица.

— Больше никто не зайдет! — И полковник прикрыл дверь.

— Вы для меня тоже посторонний. В этом доме я имею право показать план только члену Военного совета.

Полковник явно опешил. Начальник оперативного управления предупреждающе подмигивал, остерегая меня от скандала. Наконец он сказал, как бы извиняясь перед полковником:

— Товарищ подполковник не знает вас в лицо, товарищ полковник! — И обращаясь затем ко мне, произнес: — Полковник — для поручений Военного совета!

Но останавливать меня было уже поздно. И я ответил генералу сдержанно, но твердо:

— Я и сам понял, кто это. Но полковника нет в списке допущенных к плану операции.

Вышел Булганин. Он был, как мне показалось, трезв, хотя о его постоянном пьянстве ходили буквально легенды. Я представился. Он приветливо поздоровался с нами обоими и произнес:

— Ну что ж, раскладывайте свои карты.

— Я не могу этого сделать, пока в помещении есть посторонние.

— Кто же здесь посторонний? — улыбнулся он.

— В списке допущенных к плану операции нет полковника.

— Ну, я его допущу. Что, вам написать это?

— Нет, мне достаточно и вашего устного распоряжения. Я разверну карты и сделаю полный доклад, но по окончании этого обязан буду донести в Генштаб, что произошло разглашение плана операции.

— Ну, если такие строгости, не будем нарушать. Законы надо уважать всем. Даже и члену Политбюро. — Он подчеркнул последнее слово.

— Оставьте нас одних, — обратился он к полковнику. И тот вышел.

Когда мы возвратились в домик к командующему, он встретил нас смехом. Меня он знал еще с Дальнего Востока и сейчас, смеясь, сказал:

— Ну, что, дальневосточник, поучил нас, как относиться к законам? Звонил Булганин. Он, кажется, не очень доволен, но на словах хвалит.

Эта операция тоже была по сути безуспешной. В первый день продвинулись максимально около десяти километров. На второй и третий день успеха тоже не было. Но особенность… листовки, обращенные к 10-й гв. армии, появились только на второй день операции. Это безусловно указывало на утечку информации из окружения Булганина. Урок был учтен. Последняя при мне операция готовилась с особо строгим соблюдением тайны.

Во время проигрыша у Попова пришел Булганин — пьяный до положения риз. Лицо сизо-красное, отечное, под глазами мешки. Подошел к Маркиану Михайловичу, сунул руку и свалился на стул рядом. А остальным не сделал даже общего поклона. Командующий увидел подход булганинской своры в окно и закрыл карту и другие документы. Когда все улеглось, Попов сказал Булганину:

— Николай Александрович, попроси всех пришедших с тобой перебраться в приемную.

— Я не могу оставлять члена Политбюро одного, — резко и с явным вызовом произнес громила в НКВДистской форме.

— Николай Александрович, я еще раз прошу. Я не могу продолжать работу, пока здесь будет хоть один посторонний.

— Вот вы как все заразились подозрительностью. Нужно же понять и товарища — начальника моей охраны. Он тоже имеет инструкции и не вправе их нарушать. Я ему дам распоряжение, а он сейчас же донесет, что я мешаю ему нести службу.

— Не знаю, не знаю, Николай Александрович, но я при посторонних рассматривать план операции не буду.

Они еще попререкались немного. И в конце концов Булганин приказал всем своим выйти. Всю остальную часть проигрыша он продремал. В конце подписал все не глядя.

Эта операция была самой успешной из упоминавшихся четырех. Продвинуться удалось более чем на тридцать километров и расширить фронт прорыва до двадцати километров. Был занят районный центр Калининской области — город Пустошка. Это положение, сложившееся на третий день операции — на 28 февраля 1944 года. Больше в этой операции я не участвовал, но знаю, что она развивалась еще и в глубину и по фронту.

НЕЖДАННЫЙ ОТДЫХ