В подполье можно встретить только крыс…

Марченко осудили, определив максимум по статье, — два года лагеря строгого режима. Но мы понимали, что двумя годами не ограничатся; его ждет еще лагерный суд. Это мы и попытались довести до международной общественности. И предсказание сбылось. Через два года его снова судили (в лагере), и он получил еще два года лагеря строгого режима. Мы предполагали, что дадут ему десятку. Но этому помешало международное общественное мнение. Широкая и настойчивая кампания в защиту Марченко не только сорвала максимальный приговор лагерного суда, но и помешала провести еще один суд над Марченко в лагере. Чтобы сбить эту кампанию, Марченко «освободили» на короткое время и… поставили под полицейский надзор, а через несколько месяцев осудили «за нарушение этого надзора». Приговор — ссылка в Сибирь. Там против него сразу же втайне начали готовить фальсифицированное дело об участии в хищении золота. Бог не допустил, однако, торжества неправды. Нашлись честные люди, которые сообщили об этой провокации друзьям Анатолия в Москве. По просьбе этих друзей я рассказал об этом в письме Джорджу Мини. Он быстро и решительно реагировал на мое письмо. Заявление Мини вынудило власти прекратить провокацию. В конце 1978 года Анатолий вышел наконец на свободу. Вот как растянулись два года, данные ему в 1968 году. Он и его жена Лариса Богораз считали, что Мини они обязаны жизнью Анатолия, так как статья о хищении золота предусматривает расстрел. И власти вели дело именно к этому. Сейчас Анатолий снова живет в Александрове, куда забрал и своих родителей из Сибири. Ему предлагали эмиграцию, но он по-прежнему говорит: «У меня много дел на родине».

Сразу после суда над Толей я уехал в Крым. Там творилось что-то невероятное. Здание вокзала, аэропорт, городские скверы Симферополя — все было заполнено семьями крымских татар. И еще в районе симферопольского водохранилища они образовали палаточный лагерь. С утра до вечера представители этого народа осаждали советские и партийные учреждения, милицию. Добивались только одного — прописки.

Я прошелся по учреждениям. Невеселая картина. Людей нигде не принимают. Везде небольшая толпа крымских татар, а перед ней, загораживая вход в учреждение, милиция и гражданские. Подхожу, здороваюсь за руку с крымскими татарами, потом иду к охраняющим вход. Спрашиваю, что здесь творится. Меня почему-то принимают за своего. Объясняют, что это крымские татары, которые были наказаны за измену родине, за расстрелы советских людей в войну, а теперь пришли и требуют, чтоб им вернули Крым. «А мы, кто освобождал его, кровь проливал, должны убираться». Говорю, что, по-моему, дело совсем не так, что люди вернулись на родину в соответствии с Указом ПВС от 5 сентября 1967 г. Показываю им этот указ. Удивленно пожимают плечами, переглядываются. В процессе разговора выясняю, что среди гражданских агентов КГБ — единицы. Основная масса гражданских — офицеры запаса и в отставке — пенсионеры. Их настроили против крымских татар, уверив, что те добиваются выселения всех инонациональных жителей из Крыма. И так везде — перед обкомом партии, перед горкомом, перед отделом внутренних дел Крымской области, перед облисполкомом. Когда я подходил к облисполкому, увидел, как через площадь к входу в здание шла женщина с семью детишками; старшей девочке лет двенадцать-тринадцать. Остальные мал мала меньше. Смотрю на эту группу и вижу, как на перехват ей направляются восемь-девять гражданских, во главе с двумя милиционерами. Останавливают женщину и детишек, начинают грубо толкать их обратно. Подхожу, спрашиваю: «Что здесь происходит?»

— Проходите! Не задерживайтесь! — довольно грубо бросает мне один из милиционеров.

— А вы что грубите? — говорю милиционеру. — Я вижу, что на ваших глазах обижают женщину и детей.

Ко мне подходит человек в штатском, тихо говорит: «Это крымские татары».

— Ну и что? — спрашиваю я.

— А вы знаете, что они здесь в войну делали? Я полковник запаса. Я сам видел, как они поступали с нами в войну.

— Кто? Вот эти? — показываю я на самых маленьких. Запасник смущен. Не знает, что сказать. Подходит другой в гражданском. Показывает свою служебную книжечку — майор КГБ.

— Ну, вижу, кто вы. Но что же из этого?

— Не вмешивайтесь не в свое дело!

— Почему же это дело не мое? Вот полковник запаса вмешивается, и вы в этом ничего плохого не видите, хотя он и его товарищи детишек обижают. А вы вот вместе с ними не пускаете женщину в советское учреждение.

Тем временем к нам подходят все из группы, препятствовавшей движению женщины, и она уходит к входу в облисполком. Однако на ступеньках, ведущих в здание, ее останавливает милиционер.

Майор, не найдя, что возразить мне, говорит:

— Это же крымские татары.