В погоне за Алой

Помню, однажды у меня в самом разгаре было свидание со старшеклассницей по имени Сакура. Помню, как я тогда волновался, – я давно за ней бегал, а она старательно изображала недотрогу. Тем вечером, когда она мне наконец уступила, мне с паникой в голосе позвонила Беатрис-Роуз и сказала, что не может дышать. Я тогда не на шутку испугался. Я оставил Сакуру и побежал искать Беатрис-Роуз. Пришлось пятнадцать минут ее успокаивать и помогать восстановить дыхание. С тех пор она мне звонила каждый раз, когда у нее случался приступ, и я всегда был рядом.

– Все хорошо, – сказала Беатрис-Роуз. – Я ведь уже говорила: теперь, когда ты рядом, мне гораздо легче.

Я припарковался на круглой подъездной дорожке.

– Я не могу остаться. Надо ехать домой, к Алой.

– Пожалуйста, Кальбик. Останься. – Голубые глаза широко распахнулись в мольбе. – Пожалуйста. – Она положила руку мне на бедро, отчего я поежился. Она ее убрала. У меня вырвался вздох.

– Хорошо, – я уступил, думая об аде, который ждал ее дома. Меньшее, чем я мог ей помочь, – оказать поддержку.

– Полчаса.

Она нахмурилась.

– Три часа.

– Сорок пять минут.

Она покачала головой.

– Два часа.

– Час.

– Договорились! – Она улыбнулась, словно кошка, которая только что сожрала канарейку, – как будто ей с самого начала и нужен был час. Можно было догадаться. Вечно я ее недооцениваю.

– Я устала, Кальбик. Но хочу есть. Не ставь таймер, пока мы не поедим, хорошо?

– Беатрис-Роуз, – предупредил я.

– Калеб. – Она захихикала.

Я знал, что Алая останется ждать меня. Надо ей позвонить, предупредить. Но протянув руку к телефону, я запаниковал. В кармане его не было. Я что, забыл его с собой взять? Вот блин.

– Я забыл телефон. Можно одолжить твой? Надо позвонить Алой, сказать, что я на час опоздаю.

Она снова надулась.

– У меня телефон почти сел. Надо сначала его зарядить. – Кивнув, я вышел из машины и открыл для нее дверь.

Их дом был длинным, современным, прямоугольным зданием с тремя этажами из прозрачных стеклянных стен, которые напомнили мне аквариум. Со своего места я видел все, что было внутри. При этом, конечно, имелись и ворота, и длинная подъездная дорожка, поэтому дом не был выставлен напоказ округе.

Мне все думалось, что в таком доме голым не походишь и лишний раз зад не почешешь. Я бы охотнее жил в грязи, чем вот так вот выставлялся.

Внутри было так же красиво, как и снаружи. Дорогой антиквариат, стильная мебель, картины. Тут было элегантно, красиво… и холодно. Обстановке не хватало теплоты. В фойе взгляд задержался на статуе обнаженного греческого бога. Это что-то новенькое. Я не против статуй, но эта была страшная как смертный грех. О чем вообще думал скульптор? Да и рога, торчащие из…

– Добрый вечер.

Это был дворецкий Хиггинс. Он работал на семью Беатрис-Роуз столько, сколько я себя помню. Он всегда появлялся, словно по волшебству, когда приходили гости.

– Хиггинс! Как дела, дружище?

– Хорошо, спасибо, что спросили, сэр. А как вы?

– Калеб, милый!

Кэтрин-Роуз, мать Беатрис-Роуз, спустилась по лестнице, словно королева, в пурпурном платье. Она любила эффектные выходы. От моего внимания не ускользнул бокал в ее руке – по-видимому, с бренди. Она полюбила пить с тех пор, как здоровье супруга начало ухудшаться.

Она подошла и чмокнула меня в щеку. Я постарался не отшатнуться, почуяв запах алкоголя.

– Мне кажется, что каждый раз, когда я тебя вижу, Калеб, дорогой, ты становишься все выше. И с каждым днем хорошеешь.

– Еще чуть-чуть, и будет биться башкой о потолок.

– Беатрис-Роуз! Следи за манерами, прошу! – Кэтрин-Роуз сердито поглядела на дочь, в голосе слышалось неодобрение. – Что за детские выходки?

Я ощутил, как возле меня сжалась Беатрис-Роуз. Она схватила меня за руку, ища поддержки.

– Вполне себе милые выходки, как по мне. Беатрис-Роуз вся в вас! Такая же очаровательная, – сказал я непринужденно, желая разрядить напряженную атмосферу.

Глаза Кэтрин-Роуз от удовольствия раскрылись, и она залилась смехом.

– Хорош, чертяка…

Ее прервал громкий вопль.

– Нет! Воровка! Убирайся! Она украла мои деньги! Помогите! На помощь!

Я обернулся на шум позади нас. Моя челюсть отвисла – в коридоре стояло нечто, что раньше было Лиамом. Выглядел он ужасно. Одежда и волосы, всегда безупречные, смотрелись неряшливо. Щеки впали, острые скулы резко выделялись на фоне бледной, тугой кожи.

– Пожалуйста, давайте вернемся в комнату, Лиам, – умоляла сиделка.

– Отойди от меня! – вскричал он, взглядом напомнив загнанного зверя.

– Папа!

Глаза Лиама остановились на Беатрис-Роуз. Он с подозрением сощурился.

– Ты кто такая? – прошипел он. – Что делаешь в моем доме?

– Папа, – выдавила Беатрис-Роуз.

– Кто ты, черт возьми? В доме чужие! Кто-нибудь, позвоните в полицию! – Сиделка взяла Лиама за руку, а он запаниковал и оттолкнул ее от себя.

– Уведите его отсюда! – рявкнула Кэтрин-Роуз. – Я вам плачу, чтобы вы за ним смотрели! Господи! – Ее рука дрожала, поднося к губам стакан. Она сделала долгий глоток и ушла, не попрощавшись.

Беатрис-Роуз смотрела на сиделку, пытавшуюся затолкать вопящего отца обратно в комнату.