В погоне за «Босфором»

«Муж и два любовника. Вот это да! Нарышкина ни в чем себе не отказывает».

За спиной Надин вновь раздались шаги, и генерал-губернатор проследовал вперед по проходу, ведя под руку княгиню Ольгу. Но самым интересным оказалось то, что горе-кавалер Ордынцев до сих пор не произнес ни слова, как будто его тут и не было. Надин уже хотела обернуться, но услышала, как скрипнул отодвигаемый стул, и четкий звук мужских шагов, становясь все тише, замер у дверей. Она все же обернулась, но Ордынцева в зале уже не было.

«Вот так-то, голубчик, чужим женам головы крутить, – злорадно подумала Надин, – можно и свою на дуэли сложить. Скажи «спасибо», что сегодня обошлось».

Унижение нахала Ордынцева оказалось приятным сюрпризом, украсившим и без того замечательный вечер, и хорошее настроение Надин превратилось в просто великолепное.

Глава 8

Самое большое унижение – если тебя используют близкие люди. Раньше Ордынцев понимал это лишь теоретически, а теперь проверил и на собственной шкуре.

Дмитрий с удобством устроился в карете, летящей во весь опор по столичному тракту. В другой раз он под стук колес давно бы уже заснул, но сейчас так злился, что никак не мог успокоиться. Ольга его бессовестно использовала! Глядя в бледное от бешенства лицо графа Воронцова, Дмитрий вдруг осознал, что помимо собственной воли стал козырным тузом в ее незамысловатой игре по обольщению важного сановника. Его ветреная партнерша сама афишировала свою связь с Ордынцевым, пытаясь вызвать ревность не мужа, а любовника.

«Противопоставила меня генерал-губернатору, – мучился он. – А теперь дает понять Воронцову, что если он не поступит «как надо», то ее выбор падет на меня».

Воронцов пытался казаться равнодушным, но полный ненависти взгляд, брошенный им на Дмитрия, сказал о многом. Он убил бы «соперника», если бы мог. Черт с ней – с ревностью уже немолодого мужчины, но по милости циничной бабы Ордынцев стал персоной нон грата в окружении новороссийского генерал-губернатора, так что подходы к начальнику канцелярии закрылись уже окончательно. Если шпион – Булгари, то Дмитрий, можно считать, провалил операцию. К тому же (что было обиднее всего) его выставили дураком.

«Хотя почему выставили? Я и есть настоящий дурак, – честно признал Дмитрий. – Получил-то ведь по заслугам: использовал женщину ради своих целей. Чего же теперь обижаться, что и она не осталась в долгу?»

Самым противным было то, что унизительный разговор слышали слишком многие. Надин Чернышева так старательно вытягивала шею, пялясь на сцену, что можно не сомневаться, уж она-то не пропустила не единого слова. До чего ж вредна! И при этом порочна, а ведь все при ней – хороша безмерно, да к тому же сильна и полна жизни, и при этом путается со старым развратником. Он не понимал этого и мог объяснить подобное поведение лишь внутренней червоточиной, природной грязью души. Хотя, если уж быть честным, его нынешняя любовница не далеко ушла от красотки Надин.

«Да пропади все эти бабы пропадом! Кто их поймет?! Уж точно не я, – злился он. – Впрочем, да и черт с ними! Зачем тратить на них нервы, переживать? Нужно думать о деле».

Злость постепенно притупилась, Дмитрий собрался с мыслями и принялся вспоминать известные факты о торговце гашишем. Как бы хотелось, чтобы Закутайло оказался прав. Если этот Гедоев действительно связник, и через него они смогут выйти на шпиона, тогда ссора с генерал-губернатором не повредит делу. Новый помощник Афоня собирался проводить торговца гашишем до столицы, а при удачном стечении обстоятельств даже довести Гедоева до самого его дома. Вот тогда и появится шанс обложить шайку, пройти по цепочке от связника к его хозяину. Наверное, для слежки понадобятся еще люди, но на этот случай у Дмитрия имелось письмо Грейга на имя генерала Бенкендорфа. Вспомнив о письме, Ордынцев вдруг осознал, что не сумеет им воспользоваться:

«Все начальники сейчас сидят в Москве, – вспомнил он. – И к кому мне теперь обращаться?»

Но задерживаться сейчас в Первопрестольной не имело смысла: Афоня с подопечным уже выехали в столицу. В крайнем случае, можно будет привлечь к слежке собственных дворовых. Так он и сделает! Второго провала Дмитрий себе позволить не мог. Теперь его волновала только скорость передвижения. Он менял лошадей и отправлялся дальше, не останавливаясь на ночлег, и спустя всего трое суток после бесславного посещения раута у Зинаиды Волконской вошел в вестибюль своего столичного дома.

Это стало последним, к чему приложила в России свои золотые руки Татьяна Максимовна – она закончила отделку нового, выстроенного по типу итальянского палаццо, трехэтажного дома на Литейном проспекте всего за полгода до своего отъезда в Рим.

– Дом напомнит тебе обо мне, а мне – о тебе, ведь мы будем видеть одно и то же – изящные силуэты римских дворцов, а от отца тебе остались собранные им картины. В конце концов, я начинала строить этот дом именно для его коллекции, – сказала княгиня Ордынцева, прощаясь с сыном, и, как обычно, оказалась, права.