В погоне за Иштар

— Ах, не может быть! А на Арттдоумие такая прекрасная клубника! И как раз самый сезон! Пошли роботов за клубникой!

— Атлант…

— Атланта нет на корабле, — ответил по внутренней связи Мики или Мини, — Он выполняет ваш приказ, приобретая запасную лопасть для шаттла.

Точно, лопасть, он и забыл.

— Ну так сходите сами.

— Слушаюсь.

— Эдди, милый, и шоколад! Ведь здесь потрясающий шоколад!

— Мини…

— Это Мики, капитан, я слышал. Вы кнопку не отжали. Я так понял, мне выходить?

— Давай не затягивай.

— Слушаюсь, сэр.

— Эдди, дорогой, — продолжала щебетать Эстель, и от ее щебета у Эддара начинал подергиваться глаз. Он сам был не рад, что согласился показать ей Персефону. И, конечно, Эстель совершенно достала не только его, но и Мини с Мики своими капризами. Вон как резво рванули за клубникой и шоколадом! Хотя можно было передать приказ тому, кто уже вышел. Но капитан не винил хозяйственных роботов. Эстель даже чугунную тумбу выведет из себя. Что уж говорить о новейших пластиковых моделях… Он недоумевал — как он раньше мог вообще испытывать интерес к этой женщине?

— Ты совсем меня не слушаешь? — звонкий голосок бывшей жены пробился через стену мыслительного иммунитета, — Как я выгляжу? Не слишком ли вычурно в этом простом крестьянском наряде?

— Ты выглядишь очаровательно, — покривил душой Эддар. Ну, где же роботы, черт их дери!

— А зеркало? Где у тебя зеркало? Мне надо проверить, все ли со мной в порядке, ты же такой невнимательный к деталям, может, у меня лоб блестит, или краска с глаз протекла, а мне еще возвращаться домой! Ну что же делать! Это маленькое зеркало в душевой показывает меня только по пояс, я не перенесу этого! Я не привыкла так долго обходиться без зеркал!

— Присядь, Эстель, ты должно быть очень утомилась во время съемок, — Эддар галантно отодвинул бывшей супруге стул, хотя руки откровенно чесались придушить ее. Ну, или как минимум, заклеить ей рот. Раньше он затыкал ее поцелуем, но сейчас, по понятным причинам, этот способ не годился. Возможность хоть ненадолго выйти из каюты за чертовым зеркалом он воспринял, как воспринимает заключенный известие о неожиданной амнистии.

А когда, чертыхаясь, он втащил в каюту огромное зеркало из кают-компании, Эстель уже не было в каюте.

Только излишне сладкий аромат ее духов говорил о том, что она вообще здесь была.

Холодея, он подошел к сейфу.

Все в порядке, закрыт.

Не зная, зачем он это делает, Эддар набрал комбинацию и открыл дверцу.

Ключа не было на месте.

Глава 6

Стараясь быть незаметной, Ишма, пригнувшись и приподнимая подол длинной юбки, чтобы не наступить на него и не споткнуться, стремительно сбежала по каменной лестнице. Она спешила. Она могла бы не торопиться, и не желать так отчаянно проскользнуть в каменные ворота незамеченной — Ньола не было в замке, и до вечера не будет, возле Статуи сегодня остался его дедушка — в принципе, незлой старик, он ни разу не ударил ее, так, пару раз оттягал за ухо за оставленное пятно на полу, но желание оставаться невидимой, неуслышанной, неузнанной, давно стало для Ишмы привычкой.

Ишма давно не была дома. Разрешение Ньола оставаться в Замке она восприняла и с радостью, и с дрожью в коленях одновременно. С радостью — потому что ей не надо было больше уходить ночевать домой. Впрочем, уже несколько месяцев, как домой она уходила, но ночевала всегда за порогом — то в ближайшем лесу, то на крыше полуразрушенной гонгмы. С тех пор, как отец однажды прилег рядом с ней на циновку и запустил руку под ночную рубаху, шепча, что у ее матери больше нет таких маленьких сладких грудок, а мать, — Ишма слышала по ее дыханию — не спала, терпеливо ждала мужа, она больше ни разу не ночевала дома. Первые две или три ночи Ишма ночевала во дворах подруг, но после того, как мать отходила ее кнутом для скотины, пообещав, что если она будет продолжать позорить ее перед соседями, изрежет на мелкие клочки всю ее одежду, Ишма стала осторожно, чтобы никто не заметил, ходить спать в лес.

Ее не пугали снующие временами мимо барсы — она знала, что не попробовавшие человеческой плоти, они не опасны, куда опасней представлялся ей родной дом.

Но сегодня ей нужно обязательно навестить маму и сестер — у нее есть деньги. И если она не избавится от них сейчас, они могут не задержаться у нее надолго. Несколько монет ей дали вчера двое странствующих умемов, пришедших поклониться Матери Всего Человечества. Сначала они пользовали ее по очереди и одновременно, крепко держа за волосы и заламывая руки, правда, когда ее чуть не стошнило, не разозлились, и даже дали передохнуть. А потом, когда уходили, потрепали по щеке и всунули в лиф несколько монет. Никогда у нее не было столько денег одновременно, да и для всей ее семьи сумма была велика.