В погоне за памятью. История борьбы с болезнью Альцгеймера

– Только посмотрите! – Лопера развернулся в кресле и показал мне экран компьютера. – Мы обнаружили у носителей мутации паиса изменения в мозге и признаки болезни Альцгеймера в крови уже в девять лет от роду! У детей! – Он говорил медленно, с певучим испанским акцентом и источал дружелюбие, к которому я в Колумбии уже привык. (Когда я написал ему с просьбой дать интервью, он в ответ прислал мне расписание на неделю – там были и совместные осмотры больных, и экскурсии по лабораториям). И о несчастных колумбийских семействах он говорил словно о своих близких. Вероятно, дело в том, что юность доктора Лоперы прошла в похожей обстановке: он из крестьянской семьи, где было шестнадцать детей, и всех ждала глубокая нищета и туманное будущее.

– Эта популяция дает нам возможность изучать естественную эволюцию болезни задолго до полного разрушения мозга, – продолжал он.

Лопера очутился в уникальном положении. Колумбийской когорте как полигону для испытания новых лекарств завидуют ученые всего мира. Больше нигде не найдешь так много людей, обреченных на болезнь Альцгеймера и скученных в одном географическом регионе. Это не просто природная лаборатория, это природный производственный комбинат. Среди первых, кто это понял, была калифорнийская биотехнологическая компания Genentech и Институт Баннера по изучению болезни Альцгеймера в Аризоне. В 2013 году они запустили рассчитанное на пять лет исследование профилактики болезни Альцгеймера при помощи лекарства «Кренецумаб», нового антитела, разработанного для уничтожения различных форм амилоида. Если оно подействует, то первым его получат колумбийцы.

– Мы дадим тем, у кого наиболее высок риск болезни Альцгеймера, препарат, который они иначе не смогли бы получить, – сказал в интервью New York Times Эрик Рейман, исполнительный директор Баннеровского института болезни Альцгеймера³.

Многим испытуемым едва за 30 лет, и именно этот возраст, по мнению Лоперы, лучше всего подходит для испытаний профилактических средств. Подобно Хенрику Зеттербергу и множеству его нынешних последователей, Лопера уверен, что до сих пор клинические испытания были попытками махать кулаками после драки.

– Главная беда исследований болезни Альцгеймера – то, что фармацевтические компании, как правило, испытывают лекарства в клинической фазе болезни, когда от мозга почти ничего не осталось. А нам надо начинать работу вот тут. – Лопера показал на снимок мозга 30-летнего испытуемого, на котором были видны единичные отложения амилоида. – Пока мозг еще более или менее здоров.

Лопера придерживается той же стратегии, что и многие его коллеги: сначала – ранняя диагностика при помощи путешествующих во времени биомаркеров Зеттерберга, о которых говорилось в восьмой главе, а затем – массированная терапия, нацеленная на борьбу с амилоидом. Красота исследования состоит в том, что отрицательный результат ценится практически так же, как и положительный. Ведь ученый точно знает, что если «Кренецумаб» не помогает, то дело именно в «Кренецумабе», а не в выборке испытуемых. А подобная свобода действий означает, что можно применить более творческий подход, поэтому следующая цель доктора Лоперы – исследовать детей-паиса в возрасте 8–16 лет и таким образом создать беспрецедентную хронологию болезни Альцгеймера.

Простившись с Лоперой, я сделал себе мысленную заметку через несколько лет узнать, как у него дела. За время изысканий я привык к нескончаемой неопределенности, от которой возникало ощущение, будто я гоняюсь за тенью. Однако исследования Лоперы должны привести к конкретному финалу.

Назавтра я уехал из Медельина в горы. Мы поднимались по крутому страшному серпантину – Габриэль сидел за рулем и обсуждал с Лусией последние политические новости, – направляясь в Бельмиру, где живет первая выявленная семья носителей мутации паиса. Бельмира расположена на плоскогорье, где разводят молочных коров: кругом белые испанские домики и пасущиеся стада, а холмы под прямыми лучами солнца прямо-таки сияют ослепительно-зеленым. Мы проезжали мимо мотоциклистов, которые чудом не опрокидывались под шаткими пирамидами грузов, мимо ярко раскрашенных пассажирских автобусов-чива, курсирующих между городами. Повсюду стояли деревянные статуи Девы Марии, а с высоты 2600 метров над уровнем моря открывался вид на Медельин, раскинувшийся до самого горизонта.