В погоне за праздником

Так гласит вывеска на мосту, под которым мы въехали в парк аттракционов. Внутри многолюдно и сумрачно, хорошо, что мы едем на скутерах, они устойчивы, и нас не будут толкать со всех сторон, это, для разнообразия, очень приятно.

По другую сторону от моста я с изумлением убеждаюсь, что Диснейленд особо не изменился, хотя народу тут гораздо больше, чем мне помнится, и еще до полудня, в 11.45. Противно думать, во что это место превратится часов через пять, но к тому времени нас тут уже не будет.

Повсюду семьи, катят коляски по две и по три в ряд. Целое стадо чуть ли не из трехсот малышат в одинаковых ярко-синих футболках. Дети носятся вокруг и орут, словно их режут. Мы пробираемся по Главной улице США, и я немного теряюсь. Мимо проезжает старинный трамвай-конка, за ним – первый “форд”, он грубо гудит нам: оу-ооо-га! Позади слышится лязг паровоза, духовой оркестр играет марш Сузы. Слева от меня что-то вопят. Справа возникает группа из шести-семи ребят, они визжат и хохочут. Я проверяю, цел ли еще в багажнике мой кошелек. Вдруг Джон исчезает. Налево смотрю, направо – нигде его нет. Подступает – пока легкая – паника.

Что происходит в следующую минуту, я не совсем понимаю, но внезапно обнаруживаю, что вот-вот врежусь в гигантского Винни Пуха, который вдруг откуда-то взялся на моем пути. И тогда я окончательно впадаю в панику и забываю, как эта штука останавливается.

– Берегись! – ору я в пушистую оранжевую спину. В самый распоследний момент Винни Пух оборачивается. Я заглядываю в распахнутый рот медведя и вижу испуганные глаза человека внутри костюма. Слышу его “ой!”, перед тем как он пытается отпрыгнуть.

Я наконец ослабляю хватку на акселераторе, и скутер тут же замирает. Только и надо было, чтобы затормозить, – отпустить рукоять. Я кричу Винни Пуху извинения. Он машет мне лапой (а внутри небось показывает средний палец).

Джон подруливает ко мне, хохоча.

– Ты чуть мишку не переехала, – квохчет он в промежутке между выхлопами смеха.

– Еще немного, и меня бы инфаркт хватил, – отвечаю я и тоже хихикаю. То еще зрелище, наверное.

Главная улица США выглядит как старая городская площадь. Мы немного покатались по ней, осмотрели мэрию, кинотеатр, цепочку грошовых магазинов. Проезжаем мимо небольшого кафе, часть столиков внутри, часть снаружи, кто-то играет на старом пианино рэгтайм. Заглядываем внутрь. К нам подходит официантка, и мы ей говорим, что хотим только послушать музыку. Она отвечает, что мы должны хоть что-то заказать, и мы берем колу. Пианист играет “Я не знаю отчего” и “Калифорния, жди меня”. Вот бы привезти сюда детей и всех внуков, мечтаю я, но если учесть, что и нам-то не позволяли отправиться в эту поездку, что полагаю, никакой надежды собраться тут вместе не было и нет.

Мы добрались до “Волшебной комнаты Тики”, когда это случилось. Только что я была в очереди и слышала, как птицы поют “В комнате Тики-Тики-Тики-Тики-Тики”, а в следующее мгновение лежу на земле в окружении диснейлендовских фельдшеров и целой толпы зевак. Как это произошло, я понятия не имею.

– Кто вы? – спрашиваю я молодого человека, сующего мне под нос отвратительный вонючий ингалятор.

– Как вы себе чувствуете? – вопросом на вопрос отвечает он.

– Немного кружится голова, ничего страшного.

Я умалчиваю о боли – до крика – в боку, видимо, зашибла при падении, а также о том, что все мое тело – мешок картошки, свалившийся с грузовика и прокатившийся кварталов так примерно семь.

– Мы отвезем вас в больницу, мэм, – заявляет мне этот тип, сплошные мускулы, уверенность в себе, прилизанные светлые волосы. Должно быть, тяжеловес. Голова у него напрямую соединена с плечами. Я ищу взглядом шею, но она нигде не выглядывает из комбинезона парамедика. Парень смахивает на Джека Лалэйна[15].

Гляжу на второго – чернокожего, постарше и слегка раздобревшего. Тот молчит. Я снова обращаюсь к Джеку Лалэйну.

– Ни в какую больницу вы меня не повезете, мать вашу! – ору я.

Вокруг все дружно выдыхают. Все эти славные граждане Диснейленда, утолявшие нездоровое любопытство, самым наглым образом толпясь вокруг и глазея, как старая корова вырубилась и шлепнулась на свой старый зад, шокированы моей грубостью. Перед глазами у меня маячит гигантский Микки-Маус. Ворочает головой, озирая детей поблизости, потом подносит руки к огромным мышиным ушам.

– Мы обязаны, мэм. По правилам Диснейленда.

Я вырываю у него руку. Пытаюсь сесть. Но санитар меня удерживает. Я особо не барахтаюсь, потому что у меня все тело – сплошной дискомфорт.

– Плевать на правила, я никуда не еду, – объявляю я. – Со мной все в порядке. Голова немного кружится, вот и все. Не привыкла управлять этими вашими механизмами.

Джона нигде не видать.

– Где мой муж?

Выражение лица Джека Лалэйна яснее ясного: “С ней только проблемы наживешь”. Угадал. В больницу я не поеду. С больницами покончено.

– Он там, около машины “скорой помощи”, – говорит наконец санитар. – Кажется, он дезориентирован. У него Альцгеймер?