В погоне за тайной века

Чтобы познакомиться с Ледовитым океаном, Литке попросился в Архангельский флотский экипаж и совершил переход в Кронштадт на фрегате. А через год ему предстояло испытать свои силы в самостоятельном плавании.

Его строгий и взыскательный учитель никогда не забывал о своих питомцах. Фердинанда Врангеля, который был одним из самых близких друзей Литке и плавал на „Камчатке“, он отправил начальником Колымской экспедиции, Матвея Ивановича Муравьева — главным правителем Русской Америки. Теперь настал черед Федора Петровича. По рекомендации Головнина его назначили командиром брига „Новая Земля“.

В. М. Головнин.

Не задумываясь, Литке принял это лестное предложение. „А было над чем задуматься“, — вспоминал он в старости, считая, что ему недоставало опытности, знаний, умения руководить людьми в трудной полярной экспедиции. Головнин отлично понимал, что обрекает своего воспитанника на тяжелое испытание, и в течение всех четырех плаваний помогал ему советом, делом и заступничеством. Сохранились письма Головнина — яркое свидетельство чуткой заботы знаменитого мореплавателя о трудах и судьбе Федора Литке. Он хлопочет о назначении на его корабль способных офицеров, об обеспечении экспедиции инструментами и припасами, сообщает флотские новости и приходит на помощь в трудные минуты. [212]

Перед отъездом Литке из Петербурга этот суровый человек шлет ему сердечное письмо, в котором желает доброго пути и удачи в исследованиях. Стоит заболеть одному из мичманов, как Головнин добивается назначения в экспедицию Николая Чижова, одаренного офицера. С Чижовым он отправляет Литке письмо, в котором сообщает о своих хлопотах для экспедиции, о ходе заготовки мяса и других припасов. В результате этой заботы за четыре плавания в Северном Ледовитом океане экспедиция не потеряла ни одного человека.

14 июля 1821 года бриг „Новая Земля“ покидает Архангельск. Литке наизусть помнит скупые строки предписания, выданного морским министром:

„Цель поручения, Вам делаемого, не есть подробное описание Новой Земли, но единственно обозрение на первый раз берегов оной и познание величины сего острова по определению географического положения главных его мысов и длины пролива, Маточкиным Шаром именуемого, буде тому не воспрепятствуют льды и другие какие важные помешательства“. [213]

Предписание не очень стесняет его намерения. По-видимому, составитель инструкции понимал, что в Ледовитом океане действия начальника экспедиции будут зависеть главным образом от льдов, штормов и ветров. Зато категорически запрещено оставаться на зимовку…

Через пять дней бриг достигает входа в Северный Ледовитый океан. Путешественникам предстоит миновать несколько банок. О существовании их морякам известно, но они „на различных картах показаны различно“.

„На бриге нашем, — писал Литке, — было две карты Белого моря: одна меркаторская, печатная, сочинения генерал-лейтенанта Голенищева-Кутузова; другая — плоская рукописная, составленная в Архангельске… штурманом Ядровцевым по тем картам, которые служили основанием к первой. На печатной карте показана была двухсаженная банка, почти на параллели Орлова Носа, в 19 от него милях, на второй длинная полуторасаженная банка на параллели Конушина Носа, в 20 милях от берега“. [214]

Литке направился в проход между этими банками. Через несколько часов бриг „Новая Земля“ оказался на мели.

Начинался отлив. Вода быстро убывала, и судно легко могло опрокинуться. Спустили верхний рангоут, чтобы сделать из него подставы к бортам брига, однако „деревья ломало одно за другим в щепы“. „И наконец судно наклонилось столько, что я каждую минуту ожидал, что оно вовсе опрокинется“, — вспоминал об этом трудном часе Литке. Но бриг неожиданно выпрямился. Вскоре банка совсем обсохла. Можно было, как в доке, исправить повреждения, но пока следовало заботиться о том, чтобы не получить их.

Как только прилив достиг полной силы, матросы налегли на завозы, и вскоре судно было „на вольной воде“.

Литке предполагал, что экспедиция, обнаружив мель, сделала открытие. Но спустя несколько месяцев он получил в Архангельске еще одну „карту Белого моря, составленную в 1778 году капитаном Григорковым и Домажировым, на которой почти в том самом месте обозначены две небольшие банки, при малой воде высыхающие“. [215]