— Мы с моей девушкой любим исследовать остров, когда становится меньше туристов, — торопливо говорил шофер, словно боялся опоздать с рассказами, — в начале весны или в октябре, если выдается теплый месяц. Я хорошо знаю это место. Вдоль моря от Порта идет дорога до деревни с множеством террас с оливковыми и миндальными деревьями. Очень красиво! Там везде указатели. На Баньябафур.
Дорога была отвратительная. Сплошные зигзаги в одной наклонной плоскости. Машина такси не вписывалась в повороты, водитель толкал ее вперед и назад, рыча сцеплением и тормозами, и без умолку болтал, словно автомобиль не зависал рядом с заросшей колючим кустарниками пропастью.
Бэю вдруг стало смешно. Его захватили мысли о том, что он все понял неверно, что фотография в его почтовом ящике никак не связана с сероглазой Тайной.
Ведь тот, кто хочет встретиться, не станет так усложнять приглашение? Что, если это было случайное послание или чья-то дурацкая шутка? И какими своевременными были все эти рассуждения на узкой опасной дороге, под болтовню молодого парня, который, похоже, только вчера получил права?
Достаточно причин, чтобы смеяться.
Если не умения, так наглости парню было не занимать. Он подвез Бэя к самой кромке, обрывающейся парапетом дороги прямо под кирпич. Бросил машину с открытыми настежь дверьми и повел Кобейна за дома, к протоптанной вдоль берега дороге, показывая, куда нужно идти, чтобы найти тот самый пляж с землей цвета охры.
— Геологически это самая древняя почва на всем острове! — пыжась от гордости, повторял таксист. — Дорога до Баньябафура! Не забудь!
Порт оказался совсем маленьким — всего несколько домов и несколько лодочек у короткой пристани. Пляжи вдоль тропинки, что указал ему таксист, были дикими, но летом на Майорке не оставалось ни клочка побережья, на котором бы не нашлось желающих насладиться морем. Солнце медленно падало в бездонную синеву Средиземноморья, и Бэй шагал против течения, пропуская раскрасневшихся за день туристов, возвращавшихся к машинам.
Место, похожее на фотографию, Кобейн нашел быстро. Осмотрелся, с удовольствием отмечая, что оставался один, не считая небольшой компании молодежи, что неспешно собирала свои вещи и наблюдала в процессе за садящимся солнцем. Первым делом Бэй направился к черному камню у воды и обошел гранитную глыбу со всех сторон, определяя позицию, соответствующую фотографии, не увидев ни слова, написанного красной краской, ни даже следов краски.
Неужели все-таки ошибка?
В чем? В самом приглашении? В определении места из тысячи мест? Или из последних трех?
Кобейн отошел от камня и раздраженно бросил в сторону рюкзак, опустился на песок, чтобы смотреть на садящееся солнце, прислушиваться к шепоту волн и ждать. Глубоко дышать, отгоняя тоску и мысль, что все было напрасно.
За его спиной медленно удалялись голоса — маленькая компания уходила в сторону порта.
Решив подсластить горечь в душе единственного зрителя на самом геологически древнем пляже острова, природа устроила красочное представление. На огромной палитре из неба и моря смешивались невероятные цвета. Разные оттенки синего — от пронзительно голубого до насыщенно-сапфирового — мешались с красным, оранжевым, желтым. Коричневым! Почти таким же, как терракотовая земля в полях Майорки.
В надменном танце играющей цветами невидимой кисти не было нежности, только вызывающая красота. Перед Кобейном складывалась картина величиной в полмира — смотри, удивляйся, наслаждайся.
Но вместо умиротворения Бэй чувствовал скручивающийся внутри него ком напряжения. С тихим рыком раненого зверя он стукнул кулаками по песку рядом с собой, поднимая веер пыли.
И вдруг услышал за спиной тихий голос, взорвавший Вселенную.
— Я тоже очень соскучилась…
Кобейн вскочил на ноги, стремительно разворачиваясь. Сероглазая Тайна стояла в паре шагов от него, как видение больного воображения, потому что чуткий слух Бэя не уловил ни звука шагов по песку.
Она была в коротких джинсовых шортах, высоких сапогах мягкой кожи с ажурным перфорированным рисунком и в свободной белой майке, не скрывающей изящную линию плеч, лишь притягивающую взгляд к небольшой высокой груди. В левой руке была зажата спустившаяся до песка кожаная куртка.
На лице Тайны не было косметики, и эта смесь тонких черт, хищного цвета глаз и трогательных губ казалась самой прекрасной. Локонами светлых волос играл прохладный ветер. Бэй посмотрел в серые глаза и, не боясь разбиться, отдался наслаждению свободного падения.
Как долго можно стоять у кромки беспокойного моря и жадно рассматривать друг друга, исследовать, ласкать, складывать в память каждую черточку дорого лица, скользить взглядом по плечам, груди, охватывая всю фигуру до пальцев ног, босых у него, выглядывающих сквозь рисунок сапог — у нее?