В погоне за жизнью. История врача, опередившего смерть и спасшего себя и других от неизлечимой болезни

Именно поэтому некоторые врачи с трудом прислушиваются к собственной интуиции. Мое поведение в этом отношении – классический случай.

Проведя отпуск в Роли, я вернулся в ту же больницу в Бетлехеме и приступил к последнему этапу ротации – амбулаторной гинекологии. Но смена места была не столь существенной: меня больше волновали перемены в моем состоянии. Мои усталость и медлительность все сильнее подавляли меня. Чтобы все успеть, я стал налегать на энергетики и таблетки с кофеином. По несколько раз в день я заглядывал в пустую палату и ставил будильник на семь минут, чтобы поспать минут шесть. Я продолжал сосредоточиваться на всем, на чем только мог, за исключением нашей с Кейтлин размолвки.

Я был явно нездоров. И дело даже не в том, что я чувствовал себя больным. Задолго до появления самых тяжелых симптомов, задолго до того, как меня вывела из строя полиорганная недостаточность, задолго до того, как меня положили в больницу и у моей постели собрались родные… я знал, что умираю. Просто знал.

Могу описать это состояние точнее: я чувствовал себя обреченным, и это «знание» пришло ко мне еще до появления каких-либо доказательств.

Никакой эмпирики. Лишь ощущение.

Иначе не скажешь. Точно так же собаки незадолго до смерти сворачиваются калачиком возле хозяина, а перед природными катаклизмами впадают в панику. Они чувствуют приближение беды.

Я даже сказал о своей предстоящей смерти трем самым близким друзьям – Бену, Гранту и Рону. Причем сделал это до всех свалившихся испытаний. Тогда у меня были только сильная усталость, несколько увеличенных лимфоузлов и ощущение, что вскоре все будет очень плохо. Они не знали, как реагировать, и, думаю, посчитали это шуткой. Я сам хотел бы шутить. Может быть, Грант осознал, что дело серьезное, когда из-за усталости я отказался от тренировки. Мы с ним каждое утро подтягивались на ветке дерева у общежития в Бетлехеме, где жили во время ротации. Сейчас я понимаю: те подтягивания оставались едва ли не последним шансом укрепить силу, которая мне вскоре так отчаянно понадобится. Я думаю, Грант обрадовался передышке в череде этих утренних упражнений, но он знал: не в моем характере отказываться от чего-то под надуманным предлогом.

Еще я стал фаталистом. Когда мне привезли заказанный новый компьютер, я вернул его и купил модель с большим монитором, несмотря на значительную разницу в цене. Себе и друзьям я объяснил такую расточительность просто: жить мне осталось недолго, экономить смысла нет, да и вообще я достоин большого экрана. Мои друзья снова не нашлись, что сказать. Я никогда не выказывал даже малейшей ипохондрии, и этот новый, странный драматизм их нервировал.

Мой «медовый месяц» со смертью – смутно-плохое самочувствие, легкомысленные фаталистические заявления и неуместные траты на большие мониторы – длился недолго. Вскоре к симптомам добавились тошнота и боли в брюшной полости. Я начал пропускать приемы пищи, лежать мог только в позе эмбриона, а когда приходилось подолгу стоять, сгибался почти под прямым углом. Я не позволял себе проявить слабость перед пациентами, поэтому работа превратилась в сплошную муку. Боль отдавала в позвоночник, и в перерывах между приемами я просил Гранта разогнуть мне спину в надежде, что эта простая процедура принесет облегчение. Это не помогало. Дело было не в спине.

За четыре дня до экзамена по итогам ротации я проснулся на промокшей от пота простыне. Доковыляв до раковины, чтобы попить воды, я с испугом понял, что моя шея стала толще. Я посмотрел в зеркало и увидел, что это увеличенные лимфоузлы – точно такие же, как у молодого человека с лимфомой, которого я недавно лечил. Дальше мои мысли не продвинулись. Нащупай я такие же узлы у кого-нибудь другого, я сразу пошел бы по одной из возможных ветвей диагностики. Инфекция? Мононуклеоз? Волчанка? Рак? Но не теперь, не с самим собой. Я не хотел быть собственным пациентом и противился этому так долго, как только мог.

На следующее утро я заметил, что несколько крохотных красных образований на коже рук и груди, возникших еще пару дней назад, стали больше. Они походили на узелки кровеносных сосудов. На ротации по дерматологии я видел нечто подобное: старческие, или сенильные, гемангиомы – довольно обычное явление у пожилых, но я никогда не слышал об их столь внезапном появлении и быстром распространении у молодого и в целом здорового человека.