В погоне за жизнью. История врача, опередившего смерть и спасшего себя и других от неизлечимой болезни

Чтобы понять, вызывает ли редкая вариация гена предрасположенность к определенному заболеванию или его возникновение, можно ввести измененный ген, обнаруженный у больного человека, в эмбрионы мыши. Когда мышата родятся, их фенотип и особенности необходимо сравнить с другими мышами – генетически идентичными за исключением именно этой мутации. Если у измененных мышей проявятся черты, аналогичные тем, которые есть у больных людей, а у контрольной группы их не будет, значит, догадка верная. Рут-Энн Лэнган, докторант в моей лаборатории, в настоящее время проводит опыты на мышах, выясняя возможную роль этого гена при iMCD. Мы называем наших мышей маленькими Дэйвами. Мы хотим верить, что идем в нужном направлении, но понимаем: нам предстоит еще долгий путь, ведь мутации в этом гене на данный момент не обнаружены у других больных iMCD.

Со мной по-прежнему ежедневно связываются врачи и пациенты. Они хотят понять, как вылечить болезнь Кастлемана, а также разобраться в том, как работает это заболевание. Я говорю «мы не знаем» намного реже, чем раньше, но по-прежнему вынужден повторять эти слова. Наверное, самое большое удовлетворение мне приносит то, что своими наработками мы делимся с другими группами, занимающимися редкими заболеваниями, – пусть они пойдут по нашим следам, построят сосредоточенные на пациенте сети и с помощью краудсорсинга определят перспективные исследования. Пора положить конец изоляции. В медицине не должно быть места словам «мы не знаем».

Мы сами тоже смотрим на другие заболевания и черпаем опыт в качественных исследованиях, проведенных для их изучения. Наиболее очевидный подход – посмотреть на результаты нашей работы, поискать лекарства, уже одобренные для других заболеваний, и оценить возможность их применения при болезни Кастлемана. Помните? С момента обнаружения повышенного уровня интерлейкина-6 при iMCD до одобрения FDA первого в истории препарата от этой болезни, нацеленного на IL-6, прошла четверть века. А теперь подумайте, что в настоящий момент примерно полторы тысячи препаратов от различных болезней уже одобрены. И какие-то из них завтра – или даже сегодня – можно будет применить (впервые в истории) для лечения одного из тридцати миллионов американцев, страдающего от одного из примерно семи тысяч редких заболеваний, не имеющих одобренной FDA терапии. Сколько уже существует лекарств, которые ждут своего часа, чтобы начать спасать людей от смертельных недугов?

Позвольте мне рассказать об одном таком случае.

У моего дяди Майкла диагностировали метастатическую ангиосаркому – редкое онкологическое заболевание с ужасным прогнозом. Мы с ним поехали к лучшему специалисту по саркоме. Он сказал, что есть два варианта лечения, но жить дяде, вероятно, остается примерно год. Я спросил доктора, может ли он отправить опухоль на генетический анализ – возможно, удастся найти мутацию и применить направленную терапию, уже одобренную для других видов рака.

Тот ответил, что проводить такой анализ нет смысла, потому что он редко дает полезную информацию. Конечно, генетическое тестирование по большей части информативно для постановки диагноза и определения прогноза, но на выбор лечения оно влияет меньше чем в десяти процентах случаев.

«Допустим. Но, может, дядя как раз и входит в эти “меньше чем десять процентов”?» – подумал я.

Тогда я попросил проанализировать опухоль на предмет так называемого PD-L1. Если тест окажется положительным, можно будет применить одобренный FDA ингибитор PD-L1 или ингибитор его рецептора PD-1. Первый лиганд (молекулу) белка программируемой клеточной смерти часто находят на поверхности раковых клеток: он появляется в результате онкогенных мутаций и повреждения ДНК. Этот белок не просто прячет опухоль от иммунной системы, но и в прямом смысле вызывает гибель иммунных клеток, которые пытаются убить рак. Таким образом, если уровень PD-L1 у больного повышен, ингибирование этого белка или его рецептора позволяет клеткам иммунной системы распознать и уничтожить раковые клетки, оставшись при этом в живых. Если дядя – один из таких пациентов и блокирование PD-L1 окажется эффективным, это будет настоящее чудо. Но врач заявил, что применение ингибитора PD-L1 не изучалось ни при ангиосаркоме, ни при других видах саркомы и блокаторы PD-L1 и его рецептора в таких случаях не используют. Так что заказывать анализ и рассматривать возможность подобной терапии он не станет.

– Даже если результат окажется положительным, лекарство вряд ли сработает, и к тому же оно неприемлемо дорогое, – закончил он.

«Откуда вы знаете, раз никогда не пробовали? – хотел спросить я. – Кому-то придется быть первым. Вы же сами только что сказали дяде, что он скоро умрет и вариантов почти нет. И вообще, не вам решать, что для человека неприемлемо дорого, а что нет».