Дочь? У него была дочь! Я не знаю, что стало большем шоком для меня: признание Маслова или то, что моя рука держала заключение хирурга. То самое заключение, которое должен был привезти Шумский после вскрытия Тоси. Причиной смерти девочки стала асфиксия. Никаких прижизненных повреждений на теле ребёнка не было. Все семь жертв убийцы были подвержены пыткам: систематическое избиение чем-то похожим на ремень, долгое стояние на коленках на соли, кожа на локтях содрана из-за упора на локтевые суставы, скорее всего, во время чудовищного наказания. Из заключения патологоанатома желудки девочек были пусты, из чего следует, что всё время, которое они находились у Зверя, их не кормили. В лёгких вода с частицами грязи. Незадолго до смерти жертв топили. На телах Галины Волошиной и Алевтины Егоровой были следы попыток сексуального насилия, но, так как жертвы были слишком малы, у чудовища ничего не получилось. Впоследствии эта тварь ограничилась мастурбацией. Его возбуждала смерть и он изливался на тела уже убитых им детей.
Комок тошноты подкатил к самому горлу, сдавив его. Графина с водой на столе, как назло, не оказалось (не успела поставить, да и не думала вовсе, что он мне может так экстренно понадобиться). Схватив бутылку, я влила в себя остатки водки. Из-за дурноты даже не почувствовала её горечи. Она безвкусной жидкостью стекла в мой желудок, резко ударив по ногам, но оставив голову абсолютно ясной и ещё больше раздразнив рвотный рефлекс. Заключение по Тосе я так и не смогла дочитать. Держала в руках этот листок, а глаза бегали то на пляшущие буквы, то на Маслова. Видя, что я медлю, Семён Аркадьевич сам дословно, будто выучив наизусть, озвучил отчёт Бурака. Девочку просто задушили. Но душили с такой злостью, что сместили шейные позвонки. На почерк Зверя это убийство не было похоже. Тосю убил кто-то другой. И этот «Кто-То Другой» надеялся, что эту смерть спишут на маньяка.
– Детей убивает слабый. Такой слабый, что с первого раза убить не может. Тварь! Сил не хватает. А Тосю мою, – Маслов замолчал и растерянно уставился на пустую бутылку. – Водки не хватит, чтобы до беспамятства, до потери пульса… Сдохнуть хочу, – выдохнул он.
Убить ребенка… с какой целью? Зачем? Я не могла понять ни Зверя, для которого дети были предметом реализации своих страшных фантазий, ни убийцу Тоси, который явно мстил девочке за чьи-то грехи. И только одно мне стало ясно, как божий день, убийцу восьмой жертвы я найду, когда распутаю похотливый клубок в семействе Лясиных. Вот со Зверем всё сложнее. Единственная зацепка и та косвенная. Дело Тоси хоть и поражает своей циничной жестокостью, но имеет вполне бытовое происхождение: гулящая мамаша водила за нос сразу нескольких мужиков, рассказывая каждому сказку об отцовстве. У кого-то из счастливых или не очень отцов сдали нервы. Убивая ребёнка, эта мразь хотела наказать блудливую мать. Как не прискорбно это осознавать, но таких случаев в нашей жизни сотни. За грехи родителей отвечают дети.
Вопрос об отцовстве всё ещё оставался открытый и я поинтересовалась у Маслова почему он так уверен, что Тося была его дочерью.
– Всё равно ж узнаешь, морда твоя лисья, или уже знаешь, – пробурчал Семён Аркадьевич.
Изливать душу он мне, конечно, не планировал, и оскорбление «лисья морда» было брошено, чтобы лишний раз сделать акцент, что его визит скорее вынужденная мера, чем искреннее желание помочь в расследовании. Ко мне, кстати, Маслов относился ни как к своему коллеге, а как к обычной недалекой бабенке, никогда не упуская возможности напомнить о наших гендерных различиях. Но я не в обиде. Просто мужик он такой был. Тяжёлый. Иногда мне казалось, что Маслов и сам себя до конца не понимал. Вроде был наглым хамлом, а порой его поступки на рыцаря в сияющих доспехах тянули.
– Кое-что знаю, – подтвердила я его догадку и аккуратно, будто это сама Тося в моих руках, положила на стол заключение по её вскрытию, приготовившись выслушивать исповедь своего ночного гостя.